Читать «И у палачей есть душа» онлайн - страница 25

Однако я не смогла избежать того, что некоторые люди путают проявление сообразительности перед лицом врага с проявлением хитрости в сговоре с ним.

Да, я разговаривала с немцами; хуже того, я была с ними приветлива, я им улыбалась, значит, я была на их стороне. Конечно, все это я узнала только после войны. У некоторых даже хватило честности после освобождения признаться мне в таких мыслях и попросить у меня прощения. Я еще вернусь к этому. Во время оккупации я оставалась в полном неведении обо всем, и это было к лучшему. У меня хватало забот с тем, что могли узнать немцы, не хватало еще беспокоиться о том, что думают обо мне некоторые французы.

Сомнение было нашим самым коварным врагом в то сумрачное время. С течением лет, по мере удаления от событий, тень и свет стали различаться со все большей уверенностью, граничащей с упрощенчеством. Верное суждение — самое трудное, когда находишься в центре событий, ошибочное же суждение приходит с наибольшей легкостью. Я это испытала на себе.

В первые недели оккупации я попыталась защитить моих друзей Вержи. Их замок заняли немцы. Вержи этого не хотели и не просили! Подобно нам, они не могли воспрепятствовать присутствию оккупантов.

Как мэр Бона, Ангерран де Вержи должен был стараться действовать так, чтобы все происходило наилучшим образом, чтобы над населением как можно меньше издевались. Для этого следовало разговаривать любезно, изыскивать соглашения и, желательно, выглядеть довольным. На его предприятии в Сюзе работало двести пятьдесят рабочих. Сохранение их рабочих мест также было его долгом. Вержи были патриотами до глубины души. Они сохраняли приличествующий такой семье облик, и это позволяло им постоянно помогать людям, в особенности самым обездоленным. Из смирения они никогда ни слова об этом не говорили, и я глубоко уважала их скромность.

Позднее, в шестидесятые годы, напиток из корней горечавки (который изготовляли на фабрике Вержи) был запрещен, и у семьи Вержи возникли большие финансовые трудности. Им пришлось отказаться от марки и продать замок Туфу, который с 1923 года был причислен к историческим памятникам. Кажется, в 1968 году замок купила вдова американского издателя Дэвида Огилви.

Часто я приходила в полдень в Туфу позавтракать с мадам де Вержи. Поскольку она не говорила по-немецки, ее управляющий или я служили ей переводчиками. Замок переполняли солдаты. Хозяйка замка составила список всего, что они у нее просили, и всего, что она хотела им сказать по поводу правил поведения, которые, как она надеялась, они должны были соблюдать, живя у нее в замке, а мы переводили для обеих сторон требования одних и просьбы других.

Так я начала приносить пользу, играя роль переводчика и посредника. С первых дней установления демаркационной линии Вье Ложи превратилось в бюро жалоб и информации. Вот семья землепашцев в отчаяньи, потому что у них реквизировали единственную лошадь, другая семья, лишившаяся доступа к собственному полю, оказавшемуся по ту сторону демаркационной линии, семья, попросту не понимавшая требования немцев, высказанного угрожающим тоном… Была также одинокая женщина, не сумевшая получить продовольственную карточку.