Читать «Старопланинские легенды» онлайн - страница 15

Через несколько дней, когда опасность миновала, монахи вернулись, и страшное зрелище заставило сжаться их сердца: от монастыря остались одни стены; все было уничтожено и разграблено. Самому дикому кощунству подверглась церковь: сиденья были обращены в кормушки для лошадей, на каменных плитах — следы подков и лошадиный навоз. Иконостас разрушен, иконы изрезаны ножом, глаза у всех святых выколоты. А на пороге лежал отец Амфилохий, зарезанный. И никогда в лесу не было такой мертвой тишины. Ледяной ужас наполнял монастырский двор и вздымался к небу, словно вопль отчаяния.

Монахи, более похожие на призраки, чем на людей, прежде всего приступили к погребению игумена. Поплыли редкие и печальные удары била — звонко закапали, будто слезы, в тишине лесной. Братия с пением подняла игумена на руки, глядя сквозь слезы на его безжизненное, белое, как мрамор, лицо, исполненное кротости и доброты, словно он прощал и их малодушие, и жестокость врагов. Монахи были уверены, что хоронят святого. До позднего вечера, после того как погребение было уже совершено, звон била продолжался, и братия молилась перед иконами с выколотыми глазами.

На другой день все было по-старому, и монахи почувствовали, что сердца у них окаменели. Они собрались на совет, и, так как больше трех суток не ели ничего, кроме кореньев, и в сердце каждого была мука, ненависть к Драготе вырвалась наружу со всей силой. Как будто это он был виноват во всем. Не было кроткого голоса отца Амфилохия, чтобы остановить их. Они ругали Драготу, ругались друг с другом, чуть не затеяли между собой драки. И, несмотря на всю свою ненависть к Драготе, были вынуждены согласиться с ним, так как то, что он говорил, было умней всего. В монастыре не было ни крошки хлеба; коров и коз не осталось и следа. Надо было разойтись на все четыре стороны, идти просить подаяния. И так как каждый согласен был уйти куда угодно, лишь бы ходить не с Драготой, они разделились и разошлись.

Таким образом Драгота получил возможность выбрать нужное направление. Он вышел первый и пошел прямо в сторону Жеруны, но в лесу остановился и стал ждать, так как хотел войти в село, когда смеркнется. Он провел в лесу несколько часов. Недавнее прошлое, страшное событие в монастыре, кырджалии, братия — все это исчезло из его памяти, словно и не бывало. Как всегда, соединившиеся брови его делили черной чертой его пасмурное лицо. Но внутренне он ликовал. Ему было весело, как бежавшему из тюрьмы заключенному. Мир казался ему прекрасным; в нем не было больше никаких опасностей, ни печалей, ни забот; была только Ранка.

С той высоты, на которой он находился, ему были видны темно-зеленые волны Дубравы далеко на востоке. Там и сям среди густого чернолесья блестела широкая серебристо-белая полоса. Это были Смеси, как называли здешние жители Камчию, в этом месте широкую и полноводную, вобравшую в себя воды всех маленьких речушек. По ту сторону этой белой полосы Дубрава терялась в синей дымке. Там — Карнобатская равнина, там дворец Хаджи Эмина.