Читать «Старопланинские легенды» онлайн - страница 17

— Отец Амфилохий часто говорил о Ранке, — продолжал он. — Он верил, что она спасется. Кто знает, может, сон такой видел, а может, свыше был ему голос. И, как сказал я, велел…

— Что велел, Драгота?

— Нам об ней позаботиться, спасти ее.

— Спасти ее, Драгота? Мне ли этого не хотеть… Но как? Скажи, научи…

— Будем желать, и бог нам поможет, — промолвил таинственно Драгота, перекрестился и умолк.

Они больше не разговаривали. Но по тому, как его угощали, в какой комнате положили спать, Драгота понял, что Марга проявляет к нему особое внимание. Довольный, он встал перед иконостасом и начал креститься. Как раз в эту минуту Марга заглянула к нему — посмотреть, все ли у него есть; увидев, что он молится, она притворила дверь и удалилась на цыпочках.

Утром Драгота позвал Маргу. Вид у него был сосредоточенный и решительный.

— Ты сказала, что этот басурман пускает к ней только мальчика? — спросил он.

Марга кивнула.

— Так нынче же пошли его к ней. Возьми вот эту бумагу — я тут написал кое-что — и спрячь мальчику в одежду, да так, чтоб можно было найти, только если раздеть его догола. И чтоб сам об этом не знал. Вели ему передать Ранке: «Мама велела меня выкупать». Она разденет его и найдет письмо. Вот и все. А остальное — мое дело.

Обычно несговорчивая, Марга на этот раз согласилась, взяла в несколько раз сложенное письмо и сделала, как просил Драгота. Мальчика тотчас снарядили, одели, посадили на лошадь и отправили со слугой во дворец Хаджи Эмина. Только тут Драгота простился и, осенив себя крестом, отправился вслед за ним — только другой дорогой.

Обиталищем Косану служили глубокие ущелья и высокие поляны по гребню гор, где все чабаны были верными его побратимами. Но иногда, то ли наскучив горными трущобами, то ли движимый ненавистью к Хаджи Эмину, которая влекла его к дворцу в Эсерлие, он спускался с гор и бродил по равнинным селам.

Смелый был Косан и с легким сердцем бросал вызов судьбе, которая не раз его щадила. Но однажды, когда он считал себя в полной безопасности, за ним помчалась погоня. Лес был поблизости, и можно было успеть войти в него, да стоял он на равнине, так что его могли окружить и весь насквозь обыскать. Тогда Косан с той быстротой, с какой он привык принимать решения в минуту крайней опасности, вошел в лес, но, вместо того чтобы и дальше бежать в том же направлении, повернул прямо назад, навстречу погоне. Идет час, идет другой. Сперва он слышал не только крики турок и топот их коней, но даже очень ясно и их разговоры. Потом они проехали, и крики их замерли вдали, в направлении ложного следа. И на этот раз Косан был спасен.

Смерклось, и Косан одному ему ведомыми тропами углубился в лес. Было уже темно; повеял холодный ветер, лес зашумел, роняя сухие листья. Вдруг во тьме между черными ветвями деревьев мелькнул огонь. Косан понял, что близко «Било». Но он знал, что монастырь пуст и всего несколько дней тому назад, проходя там, он вспугивал своими шагами барсуков и диких кошек. А теперь в одном окошке был свет — и как раз там, где находились монашеские кельи. Из братии ли кто вернулся, или запоздалый путник приютился там на ночь? Косан нырнул в темноту между сучьями и кустами и подполз вдоль стены к освещенному окошку. Приподнялся, поглядел: видит — высокое пламя в очаге и возле него какой-то длинноволосый человек с огненными глазами; он узнал Драготу. А это кто? Что это за женщина, за турчанка в короткой, шитой золотом безрукавке и атласных шароварах, с двумя толстыми косами, спущенными вперед, на плечи, и с нанизью мелких золотых вокруг лба? Монеты блестят при огне, а лицо белое, глаза черные, брови тонкие. И глядит на Драготу без страха, без страха говорит с ним, косматым и хмурым, похожим на лешего.