Читать «Хам и хамелеоны. Том 1» онлайн - страница 149

Казалось непонятным, как швейцарцы могли проявить такую неосмотрительность. Еще в Нью-Йорке, на тех же тематических сайтах, посвященных суррогатному материнству, которые Маша просматривала месяцы назад, она как-то наткнулась на ознакомительную статью, разъяснявшую, почему фактическим родителям обычно рекомендуют забрать ребенка сразу: тем самым они ограждают его от близкого общения с выносившей его женщиной и избавляют себя и суррогатную мать от возможных проблем. Мариус, впрочем, не раз уже пытался ее убедить, что не стоит сидеть по ночам у кроватки. После таких «бдений» она чувствовала себя разбитой весь день. Мариус советовал ей гулять одной, без коляски, ведь после обеда и кормления в детской оставалась няня, и у Маши было предостаточно времени для себя…

Первая такая прогулка вылилась в настоящую пытку. С каждым шагом ноги тяжелели, а мысли густели как застывающий клейстер. Доверия к плечистой, пахнущей полынью Эльзихе, как про себя называла няню Маша, с каждой секундой становилось всё меньше и меньше. Наступил момент, когда оно улетучивалось начисто. И тогда ей захотелось бежать сломя голову назад. Маша едва смогла заставить себя шагом дойти до главной улицы…

Вокруг зеленела французская Швейцария. Горы опоясывали облака. Низовья и долины растворялись в туманной дымке. Повсюду курился из труб ароматный дымок: спасаясь от сырости, в домах день и ночь топили камины. Тянуло запахом смолы и сосновых шишек. Где-то на востоке, там, где просматривались сливающиеся с облаками заснеженные вершины и небо озарялось по утрам лиловыми просветами, находилась Москва. А с другой стороны, далеко-далеко — Риверсайд-Драйв. Жизнь продолжалась. Но по-новому. Когда Маша оказывалась на улицах Виллара и наблюдала за мерным течением жизни поселка, в которой никогда и ничего не менялось, ей даже думать бывало странно, что мир продолжает жить прежней жизнью. Превратности судьбы отдельно взятого человека его оставляли совершенно безразличным. В этом постоянстве внешнего мира было даже что-то успокаивающее. Вместе с тем стоило на минуту задуматься, что она и воплощает собой этого самого отдельно взятого человека, как уже хотелось кричать в голос, чтобы заявить о себе. Хотелось не сладкого обмана иллюзий, а справедливости, элементарного сочувствия, перемен.

Одиночные прогулки постепенно всё же вошли в привычку. Мариус оказался прав: они заставляли немного отвлечься. В детской Маше просто некуда было деваться от осознания того, что крохотное создание, безмятежно посапывающее в кроватке, — одно на всем белом свете, и что мир — чужой, огромный, манящий и в то же время отторгающий — не стоит и мизинца этого спящего малыша, а поэтому расстаться с ним — означало расстаться и с миром, и с жизнью…

Прогулки были еще и спасением от скучного и унылого быта Альтенбургеров. В булочной в конце главной улицы Маша покупала к ужину свежий хлеб, Еве — ее любимое черничное пирожное, а себе за два франка un résinet — так назывался пирог с грушевой начинкой. Затем, обычно еще около часа, она бесцельно бродила по улицам, разглядывая витрины. На обратном пути заходила в кафе и, если не шел дождь, некоторое время проводила на террасе, наблюдая за возвращающимися с прогулок туристами.