Читать «Хам и хамелеоны. Том 1» онлайн - страница 148

Вячеслав Борисович Репин

— Какой он… какой красивый! Я никогда не думала, что так может быть… — горячечным шепотом восторгалась Лайза в подтверждение ее, Машиных, догадок, опустившись на колени у кроватки и слизывая с губ слезы, которых не стеснялась. — На Мариуса как похож! Смотри, носик его! А лоб — выпуклый! У них в семье у всех этот лоб, эта выпуклость… Надо же, как странно… Базиль… как будет по-русски — Базиль?

— Василий… Вася.

— Васья! — мечтательно произнесла Лайза. — Странно звучит. Как женское имя. Васья… Васья… — всё повторяла она, неуклюже пытаясь помочь Маше одеть малыша.

Как раз по этому поводу у них и возникли первые разногласия. Маша объясняла, что в России младенцев принято пеленать плотно, заворачивая в пеленки как в «кокон», а не одевая в распашонку и ползунки.

— Как же он тогда сможет двигаться?! — ужасалась Лайза. — Он ведь задохнется. Ты посмотри на эту крошку!

— Все через это прошли, и я тоже… Вот так. — Маша бралась продемонстрировать сказанное на ребенке.

Тот не противился, с довольным видом сладко причмокивал губами.

— Какой ужас… Жутко смотреть! — причитала Лайза. — Да что же с тобой делают… мой ты зайчонок?!

— Единственное, что потом остается, это привычка спать закутавшись. Русского человека трудно заставить спать в постели, застеленной конвертом… Ну, вот вы загибаете края одеяла под матрас, конвертом. А для нас это пытка, — объясняла Маша. — Первое, что делает русский, когда ложится в постель где-нибудь в чужой стране, в гостинице, он вырывает края одеяла из-под матраса, чтобы завернуться в одеяло поплотнее.

— Поэтому вы такие несвободные… Поэтому столько лет жили в концлагере, — вдруг выдала Лайза.

Внезапное непонимание, даже в столь элементарных вопросах, было для Маши внове и больно задевало.

Покой и ясность возвращались к ней лишь в минуты уединения с ребенком. К какому бы искусственному скрещиванию клеток, к каким бы ухищрениям врачам не пришлось прибегнуть, чтобы этот комочек родной трепещущей плоти мог появиться на свет, он принадлежал ей, ей одной. Ничто и никогда не смогло бы ее в этом разуверить. Очевидность этого факта была сильнее всех доводов, сильнее всех сомнений.