Читать «На берегах Хазарского моря. Две жизни — одна любовь» онлайн - страница 33
Милорад Павич
Как литератор покупает письменный стол? Это ведь атрибут, необходимый для работы, творчества и успеха. Неотъемлемая часть писательского быта. Современному автору для работы достаточно ноутбука и того пространства, которое он занимает, но во времена, о которых я пишу, люди еще не были такими мобильными, жизнь не менялась так быстро и часто. Мы принялись искать эти важные предметы мебели. Через три года мы нашли то, что хотели. Они были созданы архитектором Кучиной. Дубовый стол для мужчины и поменьше — женский, светлого пепельного цвета. В данный момент я как раз пишу за ним эти строки; сейчас лето, и держать ноутбук на коленях жарко и неудобно, поэтому я вернулась к классической форме работы за столом.
История о том, как проходили поиски и с какими мы столкнулись сложностями, описана в моем рассказе «Три стола», вошедшем в наш с Павичем сборник «Две истории из Котора». Читателей не должно удивлять, что столы из нашей квартиры в Белграде имеют какое-то отношение к Котору. Они имеют, и самое прямое. Но это долгая история и долгое путешествие.
Есть у нас и еще один стол, связанный с публичной и частной жизнью, — большой стеклянный обеденный стол. Его можно увидеть на многих снимках сербских и зарубежных фотографов, он очень фотогеничен. Стол и кованые стулья к нему были изготовлены дизайнерами из Нови-Сада, мужчиной и женщиной. Комплект выполнен в очень необычной манере, к примеру, столешница сделана из трех разных стеклянных плит. Один приятель, увидев ее, сказал, что поверхность стола похожа на цвет моря у Бора-Бора. С тех пор мы стали называть этот стол, за которым пережили немало приятных моментов с друзьями и семьей, «стол Бора-Бора».
Возвращаясь к рассказу о мебели в квартире в Дорчоле, я хочу с грустью отметить, что жизнь вещей намного дольше человеческой, и люди пользуются ими лишь краткий период своего существования. Я часто вспоминаю, как муж сбивал меня с толку словами, произносимыми, когда я тщательно убиралась, протирала пыль, стремясь хорошо ухаживать за мебелью: «Не переживай, все эти вещи нас переживут! И они не стоят тех сил, которые ты на них тратишь». Думая об этом, я ощущаю грусть от того, как верны были его замечания, и одновременно тепло, которое даруют воспоминания. Что еще мне осталось…
Жемчужное ожерелье
Хорошо, и все же еще один вопрос. Вы были любимы?
— Да. Вы не поняли? Ни я, ни Филипп этого не скрывали; это было ясно каждому, кто нас видел.
— И вы полагали, вам не будут завидовать? — спросил Нил Олсон. — Я удивлен, что вы сбежали сюда так поздно. Вам пришлось испытать много ненависти. Это непросто. Прежде всего, для вас. Они взяли реванш, отыгравшись на вас за все годы, чего не могли позволить в отношении Филиппа… Вероятно, вы кому-то сделали нечто очень доброе, такое, что не забывается, и теперь этот человек вам мстит, ведь самая грозная месть всегда направлена на сделавшего добро. Впрочем, это не так важно. Ваше нынешнее положение нельзя назвать тяжелым. Просто вы сами еще этого не понимаете. Прежде всего, вам больше не надо «находиться в чьей-то тени», как сказал один музыкант. Знаете, я посетил вашу выставку в Базеле, она великолепна. Дежавю. Никто не ждет возвращения талантливого живописца на родину.
— Но почему?
— Они не знают, как извлечь из этого выгоду. Кроме того, предпочитают не иметь сами, но не позволить иметь другому. Ваше пребывание здесь им выгодно. Так что ваше положение не так плачевно, как вам кажется.
