Читать «Я дрался за Украину» онлайн - страница 115

Они обо мне много знали, но допрашивали обо всем — кто был командир, кто что делал. А я говорю: «Я ничего не знаю — это тайна. Я знал только псевдо — „Береза“, „Ольха“, а кто они, не знал». Придумывал разные псевдо, говорил, что я их знаю, а они дальше били. Иногда применяли свои чекистские приемы. Вот, например, бьет меня следователь. Бьет, бьет, тут заходит старший следователь: «Ты что издеваешься над подследственным?!» Выгнал его, сел передо мной: «На, закури» — «Я не курю». И снова то же самое спрашивает, я то же самое отвечаю, отказываюсь — того не было, этого не было. Он как влупит меня печатью в зубы: «Не даром тебя били!» Думал, что он меня спокойным тоном возьмет. Открывает дверь, заходит тот же следователь, и дальше все это продолжается. Кричит: «Я столько государственных бумаг на тебя испортил!»

В камере условия были такие, чтобы мы там поскорее передохли. Например, нары, и когда мы спим, то так тесно лежим на них, что когда надо переворачиваться, то только по команде. А какая холодина! Однажды, перед приездом какой-то комиссии, нам поставили железные печки, но ни трубы не подвели, ничего. Начальство пришло: «О-о-о, вас тут и печки обогревают!» А эти печки и не разжигали ни разу.

Больше месяца шло следствие, а потом меня отправили во Львов, там я ждал суда. Судил меня военный трибунал — трое военных пришли, зачитали приговор. Дали десять лет лагерей и пять лет лишения прав, спросили, признаю ли себя виновным. Я ответил: «Нет». Я им так и сказал: «В чем я виноват? Вы были здесь, а когда немцы пришли — вы нас бросили. При немцах мы пошли воевать сами за себя, с немцами воевали. А когда вы начали нас преследовать — мы оборонялись».

После суда отправили меня на Донбасс — в Ясиноватую, в каменный карьер. Рядом был женский лагерь, женщин приводили к нам в столовую. Одна женщина, которая раньше в Воглове работала учительницей, увидела меня, кричит: «Подкова»! «Подкова!» Я ей говорю: «Я уже не «Подкова!» Пару месяцев там поработали, а потом погрузили нас в вагоны и повезли на Урал, в Молотовскую область. В вагонах были и политические, и «бытовики» — все вперемешку. Кормили так плохо, что это страшное дело. В вагоне главный — тоже заключенный, «вор в законе». Каждый «вор в законе» имел три-четыре человека шестерок, и когда куда-то шел, то они несли за ним перину, подушку. Всю еду блатные забирали себе — весь хлеб себе сложили, а нам лишь по кусочку дали. Раздевали нас — забирали одежду, отдавали ее конвою, а те им приносили и выпить, и все что хочешь. Подходит к тебе блатной: «Давай махнем!» У тебя хорошая куртка, а у него рваная. Махнешь, а потом другой подойдет, махнешь уже эту вторую куртку на еще худшую. Меня раздели так, что я остался в брюках и в рубашке, без шапки. Но хорошо, что у меня было одеяло — я им под рубашкой обмотался и так ходил.