Читать «Я дрался за Украину» онлайн - страница 116

Завезли нас в Соликамск, чтобы садить на баржу, посадили сначала в какое-то большое помещение, и литовцы начали драться с этими блатными. Прибежал конвой, забрал блатных, отделил от нас. Потом посадили нас на баржу и опять блатных запустили, они начали всех бить, чтобы им место освободили. Мы стали отбиваться, и ни их сила не берет верх, ни наша. Дрались-дрались, потом кое-как расселись по местам. Два дня нас везли на барже, а после этого еще два дня шли пешком. Я имел американские кожаные ботинки, за этими ботинками блатные ко мне лезли, а я не отдал. По пути была баня, стали там переночевать, так ночью опять стали снимать с меня ботинки, я услышал, опять не отдал.

Пришли в лагерь, назывался он Ныроблаг. В лагере мне дали валенки, а ботинки я оставил в бараке, пошел на работу. Пришел с работы — ботинок нет. Лег спать — наутро и валенок нет, украли. Дали рваные, латаные валенки. Жулья было в лагере, о-о-о…

Очень тяжело было. Набирали у нас поваров на кухню. Человек только день поработал поваром — и все, уже у него понос, потому что голодный… А как-то загнали нас разгружать муку — так ребята понаедались муки… Некоторых спасли, а некоторых и нет… В лесу находили растение — такие длинные листья, а когда вытаскиваешь из земли, то корни такие белые. Поел этих корней — и капут. А люди ели… Кору с дерева ели, почки ели.

В лагере был один парень из Закарпатья — Юра Щадей, оуновец. Он хорошо умел что-то купить, продать. Пайка хлеба стоила два рубля, так он где-то достанет буханку хлеба, порежет ее на пайки и продает — уже что-то заработает. А мне он давал деньги на хранение и помогал деньгами, уже и я мог что-то купить. А потом Юра познакомился с начальником режима — начальник тоже был бедный, потому что карточная система. Так Юра достал одеяло, пошел к повару, поменял одеяло на суп, отнес этот суп начальнику. А тот ему выписал пропуск в село — соседнее село было окружено войсками, и туда разрешалось ходить. Юра пойдет в это село, наменяет хлеба, муки, принесет — и продает.

Сначала я работал на лесоповале. Поработал несколько месяцев и так «дошел», что уже не мог ходить. И меня послали делать в лесу настил из досок — чтобы машины могли ходить. Сверлил дырки — за смену столько-то дырок нужно сделать. И меня оставили в той бригаде — никто увольнения не писал, потому что не было врача. Иду с работы в лагерь — перешел одну гору, вторую гору, и уже не могу идти. Конвойный меня толкает, толкает, а я не могу идти. Тогда остановились, два парня меня берут под руки, затащили на гору, а с горы я уже сам как-то шел. В лагере спрашивают: «Почему послали на работу больного человека?» И меня комиссовали и направили в другой лагерь, он назывался «Уралец» — лагерь для «доходяг». Помню, что там сидели и мужчины, и женщины — было надвое перегорожено. Там я немного поправился, потому что мы занимались разными подсобными работами — копали картошку, выращивали редьку, турнепс. Я попал в бригаду, где была молодежь — все москвичи. Мне говорят: «Вот огонь, ты его поддерживай». А они работают. Это были не какие-нибудь блатные, а интеллигентные люди. Знали, что я из Львовской области и относились ко мне хорошо — уважали львовян. И еще работали две медсестры — одна с Волыни, вторая с Восточной Украины. Руководил ими Победоносцев — старый врач, заключенный. Я приду к нему, если есть температура, то он дает освобождение. А если нет, то он все равно освободит от работы. Пару раз он меня так освобождал, отправлял в «ходячий стационар» — двухэтажные нары, все то же самое, что и в бараке, но там немного лучше кормили. Хороший был человек, но строгий. Делает обход в стационаре, если кто-то закурил — он его выгоняет: «А, ты курил? Марш на работу!» Выгнал он одного такого за курение и тот пошел работать в сапожную мастерскую, а мне говорит: «Ты знаешь, нам нужен еще один сапожник. Давай, иди к нам работать!» А я дома когда-то учился на сапожника — мой брат работал, и я вместе с ним. Пришел в мастерскую, а они там латают, шьют тапочки, бурки для начальства. Говорят мне: «Делай дратву!» Я раз-раз, на палец намотал, ссучил ее вдвое, делаю конец. Мастер по плечу хлопает: «О, видно, что ты что-то умеешь!» Дал залатать ботинок. Я как залатал, он ко мне: «О-о-о, ты мастер!»