Читать «Поклонение волхвов» онлайн - страница 386

– Гагаринкой?

– Там больше всего. Там он больше всего их и держал.

– Кого?

– Опять «кого»… Расстрелянных этих своих в кавычках. Врагов народа. Он же сам враг народа был, Алексей Романович. И еще какой! Таких теперь днем с огнем не найти! Редкой души, редкого мужества человек. Если бы все такие враги народа были, мы бы уже, о!.. при коммунизме с тобой жили! Никакая Америка нас бы не догнала!

– Так, значит, Алексей Романович прятал их под Гагаринкой?

– Что? Не слышу! Никого он не прятал, это все было в рамках законности. Наверху… – Старик поднял палец и потыкал темноту. – Наверху об этом хорошо знали, всё знали. Там Алексея Романовича очень уважали как специалиста, поэтому и дали специальное разрешение заниматься контрреволюционной деятельностью в рамках, значит, целесообразности текущего момента. Время такое было, нужно страну поднимать, гидроэлектростанции строить… А теперь что? Теперь только ломают.

Николай Кириллович снова спрашивает про Гагаринку.

– Не слышу, у меня тут помехи, в это ухо обращайся… Да, мы тоже ломали. До основанья, как сказано в песне. Но мы ломали, понимаешь, чтобы строить новую жизнь, а теперь – для чего? Тут, говорят, будет стоять чертово колесо. На месте моего дома, который мой дед вот руками строил!

Старик трясет ладонями, потом отворачивается к стенке.

– Ты на нем поднимался хоть раз? – спрашивает, помолчав. – Я один раз, в Ташкенте. Купил билет, как полагается, сел со спутницей. На цепочку нас закрыли, чтобы не упасть от волнения. Только набрали высоту, я даже небо пощупать не успел, уже вниз. Лучше бы… комнату смеха здесь построили, чтобы люди приходили и смеялись над моей жизнью… Дай руку!

Николай Кириллович протягивает ладонь.

– Какая теплая… И не пахнет кровью. Совсем не пахнет! Я тогда в Ташкенте, после того колеса, в театр зашел. Ну, раз в Ташкенте, надо в театр зайти. Тем более я тогда со спутницей был, а она с такими, понимаешь, культурными запросами – то ей чертово колесо, то воды с сиропом. Так в этом театре одна женщина, англичанка кажется, она, значит, все не могла руки от крови отмыть. И мылом терла, и мочалкой, и под краном держала – кровь не сходит. Вот она все ходит по сцене и жалуется зрителям. Это, конечно, выдумка. В жизни кровь быстро смывается. Раз, два – и в дамки. А запах… Запах, да, на всю жизнь, особенно если ты убил. Очень тяжелый запах. Слышишь, как пахнет?

Николай Кириллович пробует носом воздух. Пахнет керосином, пылью…

– Кровью, – говорит Касым-бобо, не дожидаясь ответа. – От моих ладоней. Поэтому тебя позвал. Думал, попрошу через тебя у Алексея Романовича прощение, чтобы уже спокойно глаза закрыть. И запах, может, пройдет.

Старик приподнимается, сбрасывает на пол курпачу:

– Алексей-акя, – смотрит, не мигая, на Николая Кирилловича, – ты знаешь, я тебя не предавал. Тебя бы все равно тогда посадили. Была, конечно, у меня на тебя одна злость, за поезд, но, если подойти диалектически, ты был и здесь прав. Может, поэтому я особенно и злился, что ты был прав, всегда прав, слишком своей правотой раздражал. Поэтому я им кое-что сказал. И меня отпустили. И тебя потом подержали и отпустили. И твои люди, может быть, спаслись даже. Я потом одного на улице видел, только он меня не узнал.