Читать «Любимец Израиля. Повести веселеньких лет» онлайн - страница 47

Гонор! Гонор был выше крышы!

Но он-то и спас то, что осталось от голоса.

Плюнул я и перестал ходить на занятия.

А потом забрал и документы с возгласами:

– В Москву! В Москву срочно! В Москву!..

И поехал!

Благо, что медучилище уже закончил.

Конечно, лучше бы в Италию, но хорошо, что хоть до Москвы денег хватило.

Прямо с вокзала побежал в консерваторию и – увы! Приём уже дней десять как закончился.

Вышел я на улицу и потопал, куда глаза глядят.

Ходил, ходил и вдруг вижу – объявление висит. А в нём говорится, что требуется дополнительный набор юношей тоже в какое-то гуманитарное учебное заведение на отделение музыкальной комедии.

Ну не для меня ли это?

Я в здание и к секретарше. Она и рассказала, что всех принятых в этом году парней призвали в армию. Приказ такой идиотский вышел! Я ей документы из алма-атинской консерватории протягиваю, и она тут же отнесла их в кабинет того, кто решает всё.

Вызывают.

Захожу и вижу двух седовласых типичных вчерашних театральных героев-любовников.

– Ну, спой что-нибудь! – говорят.

Я как дал "Бухенвальдский набат", так ваза со стола упала и разбилась. Её на фразе "Берегите! Берегите! Берегите мир!" снёс локтём один из профессоров.

– Ну, – говорит он, убирая осколки, – с таким голосом надо в консерватории жить. Но так как там уже набор закончился, то мы тебя в Гнесинку запердолим. Там ещё тянут приёмную резину. Иди, посиди в приёмной, а мы тут кое-что обсудим.

Сел я рядом с секретаршей и слышу, как профессора чуть ли не матерно гавкают друг на друга. Всё громче и громче…

Наконец один выскакивает, целует ручку секретарше и, не говоря ни слова, убегает.

Захожу в кабинет.

– Значит так, – говорит тот, который запердолить меня обещал. – Завтра приходи туда-то и туда-то и сиди в зале. Жди, когда вызовут. Вот этот свой "Бухенвальдский набат" пой и что там ещё?..

– Каватина Фигаро!

– Ну и её, родимую!.. Я завтра улетаю на отдых в Крым, так что не подведи! Я тут поспорил на тебя!..

Потом только я узнал, что они не на меня поспорили, а на то, у кого знакомства и авторитет покруче. А я был чем-то вроде разменной монеты. Оказывается, первые два тура приёма уже прошли, и я попадал сразу на третий заключительный.

На другой день сижу в зале и слушаю, как один за другим такие готовые оперные звёзды выступают, что мороз по коже. Потом-то я сообразил, что это из-за того, что зал пустой. Акустика хорошая, вот голоса и кажутся неестественно мощными и красивыми.

Но в тот момент мой гонор сильно поджал хвост.

– Ну, – думаю, – нечего мне тут ловить!

И только я так подумал, как ведущая вызывает меня.

Спел я, смотрю в зал, а там какое-то странное веселье. Такие вроде солидные интеллигентные седовласые дамы и джентльмены сидят, а все как дети оживлённо щебечут и посмеиваются.

– Вот она – музыкальная комедия! Запердолили со свистом!.. – думаю я и слышу:

– Спасибо! Вы свободны!

– Ну, – думаю, – гуляй нога по Москве! Да на всю катушку! Всё равно – всё прахом!

И пошёл!..

Сначала в парк имени Горького.

А куда ещё с горя идти, чтоб недалёко? Ближе всего он, родимый!

А в парке… Апельсины продают на каждом шагу, миндальные пирожные и всяческую подобную кондитерскую снедь, мороженное разных сортов… И на всех эстрадах концертные бригады одна другую сменяют. Оказывается, празднуют день торговли!