Читать «Сады небесных корней» онлайн - страница 97

Ирина Лазаревна Муравьева

— Кормила, кормила! — ответила нянька.

— Пойдем погуляем.

Надела на него поверх полотняного белого платьица плотное шерстяное, отороченное собольим мехом, красный бархатный берет, слишком большой для его головы, в котором сразу же потонули темно-русые кудри и верхняя половина выпуклого лба, взяла в свою руку его вспотевшие пальчики, и они вместе спустились в сад по широкой боковой лестнице, ведущей из спальни наружу. От горя все мысли ее перепутались и слева в груди что-то странно давило.

«А если он даже и выживет, разве он будет таким же, как прежде? Ведь доктор сказал: его мозг поврежден. И Пьеро прогонит меня: нужны деньги. Он, верно, захочет все это продать. И он отберет у меня Леонардо».

Ей нужно, конечно, вернуться к нему, сидеть там и ждать, пока он не умрет, но страх не пускал ее. Она вспоминала, как сладко жилось им — ночами особенно, но где это все, раз сейчас вместо друга, любовника, опекуна в той комнате, где вечером он ее поцеловал, прощаясь с ней на ночь, на той же кровати, где вместе они погружались в беспамятство, исполненное жара, крика и блеска, как будто все звезды, сорвавшись с небес, летели на них, и горели, и гасли, и вновь разгорались, был этот, с закаченным взором и запахом сгнившей воды изо рта?! Ее колотила бессильная злоба, как будто и он ее предал.

«Они отберут у меня Леонардо, — стучало в висках, в горле, даже внутри ее побелевших, ослепших зрачков. — А я не отдам его. Нужно бежать».

Сжимая руку ребенка, она уходила с ним вместе все дальше от дома. Впереди выросла деревянная церковь, холмы, покрытые облетевшими виноградниками. Леонардо, не плача и не капризничая, торопился в ногу с ней и быстро-быстро перебирал своими новыми башмачками, красневшими из-под оборки зимнего платья. Вдруг чья-то тень перегородила им дорогу.

Катерина подняла глаза. Тот самый старик, ничуть не изменившийся за три года, появился так же неожиданно, как он появлялся всегда.

Любопытный, кстати, комментарий оставила рукопись:

«Времена позднего Средневековья и начало Возрождения, то есть тот период нашей истории, когда так называемый „разум“ еще не набросился на Провидение, оставили благодатный след в чуткой ко всему неизъяснимому памяти. Ибо Провидение есть не что иное, как судьба всего мира в целом и каждой отдельной твари, включая и человека. Судьба образуется промыслом Божиим, и что бы ни думали люди о воле своей над судьбой, она повернет человека в ту сторону, куда ему и суждено повернуться. Средневековье и Возрождение с трепетной доверчивостью относились и к голосам, которые слышит человек во сне и наяву, и к видениям, которые его посещают в иные минуты, и к снам столь, бывает, пророческим, что страшно проснуться. Позднейшие поколения, обуреваемы не чем иным, как страхом, начали развивать свои малодушные науки, пытаясь спастись только ими, и стало у них „тут немного“ и „там ничего“. Все, существовавшее „там“, отгрузили на свалку, считая, что все — предрассудки и тьма, а все, что успели нажить себе „тут“, где правят науки, немногого стоит».