Читать «Сады небесных корней» онлайн - страница 111
Ирина Лазаревна Муравьева
— Пойдемте! — шепнула она.
И мы побежали. До дома было недалеко, и, не пробежав и двадцати метров, мы услышали громкий и сердитый мужской голос, не лишенный, впрочем, некоторой музыкальности. Стоящий на террасе высокий худощавый человек в мокром плаще отчитывал за что-то слугу и казался очень разгневанным. Моя спутница прижала руку к сердцу и замедлила шаг. Приехавший обернулся. Он поклонился, но какая-то насмешка почудилась мне в этом поклоне. Но она, моя королева! Она остановилась. Пальцами левой руки захватила правую складку тяжелого платья, а пальцами правой руки захватила левую складку. Скрестив таким образом руки, она опустилась в нижайшем реверансе, не спуская с гостя глаз и словно бы гипнотизируя его этим медленным поклоном. Так, я думаю, кланяются только самые великолепные дамы на самых великолепных дворцовых праздниках. А тут: дрожь природы, ливень, гром вдалеке, и она, выступив из-под моего параплюи на мокрую раскисшую землю, вся мокрая сама, с распустившимися, темными от воды волосами, вот так поклонилась!»
Тут я прерву рассказ Висконти, поскольку забыла вставить в свое повествование то, что было написано в самом начале «Садов небесных корней» о характере Катерины:
«Был в ней не только редкий „charme“ (обаяние. — фр.), было еще что-то артистическое, изящное и одновременно удалое, как в русской тройке, что и не удивляло тех, которые были посвящены в тайну ее наполовину славянского происхождения. Она могла одним движением, одним взглядом поставить на место любого, хотя со стороны это ее движение или скромно потупленный взгляд выглядели образцом смирения. За внешней мягкостью и уступчивостью скрывалась та внутренняя сила, которая не нуждается в демонстрации, а напротив, прячет свой размах, чтобы замаскироваться под обычную женщину. Именно от нее великий Леонардо унаследовал эти черты: он казался мягким и податливым, как воск, а на самом деле был несгибаемо тверд в своих представлениях о жизни и смерти. Его почитали за веселого и остроумного собеседника, охотно приглашали в гости, искали его дружбы, и никто не понял, насколько трудно было ему вести себя так, чтобы никто не заподозрил тоски, съедавшей его сердце при виде этих заурядных людей, и никто не заметил легкой нотки нетерпеливого раздражения, проскальзывающего в разговорах с ними».
Возвращаюсь к запискам Висконти:
«Судя по всему, нотариус да Винчи (а я уже догадался, что это был именно он!) не ожидал столь торжественного и величавого приветствия. Брови его удивленно приподнялись, и он не сразу сообразил, как ответить. Она же продолжала стоять под дождем, который стал еще сильнее. Слуги застыли с раскрытыми ртами. Тут маленький Леонардо выбежал прямо из-под моей руки, не успевшей удержать его, и с криком: „Mamma si prendere freddo!“ (Мама, ты простудишься! — итал.) бросился к ней и обхватил ее колени. Я заметил, каким торжествующим, каким победительным выражением засияло ее лицо! Она взяла ребенка на руки и поднялась по ступеням террасы.