Читать «Сады небесных корней» онлайн - страница 113

Они бы, наверное, убили друг друга, но время стояло другое за окнами. И правила стали другими, и нравы. Но, вторя тому, что душило обоих — его и ее, — небо вдруг изогнулось, как будто рожая, и разорвалось таким беспощадным, воинственным громом, таким осветилось кровавым огнем, что все на земле, оглушенное, сжалось.

Тогда Катерина с трудом поднялась.

— Ты утром поедешь? — спросила она. — Мне нужно собрать его, все подготовить. Простимся как люди…

И сжала кулак.

— Не будет мой сын уважать тебя, Пьеро, — сказала она по-арабски с улыбкой. — Не будет любить. Ты получишь свое.

Но он ведь не понял. Она улыбалась, и эта улыбка его обманула.

Рано утром во дворе уже толпились люди. Все знали, что сына Катерины, которая после смерти старого барина поселилась в его доме, хотя никаких распоряжений на это старый барин не оставил, увозит во Флоренцию его отец — молодой барин да Винчи, которому принадлежит и сам дом, и все, что находится в доме. Лошадь Пьеро, испуганно косясь сине-черным глазом на незнакомую толпу, тихо, но нетерпеливо переступала своими тонкими, жилистыми ногами в ожидании, когда хозяин лихо вспрыгнет в седло и нужно служить ему верой и правдой, пока не домчатся они до Флоренции. Слуга, проведший бессонную ночь в объятиях немолодой, но славной лицом и осанкою прачки, бурчал недовольно, поскольку сейчас ему бы хотелось поспать, а спать было некогда. Пьеро вышел на террасу в белом кафтане со стоячим воротником и черных высоких сапогах. Он был и хорош, и умен, и удачлив, совсем не похож на вдовца. На душе у него было по-прежнему тяжело, но он старался виду не показывать. Ни секунды не сомневался он в том, что решение отобрать сына у матери, которая уже четвертый год живет в доме его отца (ныне, кстати, покойного!), — есть единственно правильное решение. Внутри шевелилась веселая нежность, когда он вспоминал большие глаза этого ребенка, его белокурые, как у Катерины, волосы и особенно загадочную, лукавую усмешку, приподнимающую уголки губ, от которой освещалось не только лицо, но даже деревья вокруг, даже травы.

«Я сам займусь его воспитанием, — думал Пьеро. — Найму лучших учителей. Разумеется, нужно будет начать с азов философии, потом логики, развить мышление…»

Прошлая ночь утомила его. Он знал, что она вместе с ребенком находится в правом крыле дома и нет ничего проще, чем постучать и вызвать Катерину из комнаты под любым предлогом. Странно, но даже после безобразной сцены в отцовской спальне, оставшись один и глядя в окно на знакомый с детства двор и черную, с едва заметным серебром на верхушках кипарисовую аллею, уводящую в небеса, он вновь ощутил, что его раздраженно влечет к этой женщине, которой он должен вонзить в сердце нож тем, что забирает ребенка. Вины он не чувствовал, жалости тоже. А только влечение к ней. Он холодно всматривался в их прошлую любовную историю, как медицинский студент, схоластик и циник всматривается в только что разрезанную вдоль и поперек мертвую человеческую руку в анатомическом подвале. То, что она была любовницей его отца, убило все прежние чувства. В этой любовной связи ему мерещилось что-то омерзительное, противоестественное, и слава Богу, что отец умер и не довелось им столкнуться. А ведь не будь этого, он, может быть, даже сейчас и женился на ней! Увез бы ее вместе с сыном отсюда. Дышать было трудно от всех этих мыслей, сводило живот, тошнота поднималась, как это бывает, когда много выпьешь. Какая-то остервенелая грусть его разрывала. Да, грусть, но не жалость. Влечение дикое. Ни капли любви. А ведь в самом начале… Какая тогда была ночь в винограднике!