Читать «Сады небесных корней» онлайн - страница 110
Ирина Лазаревна Муравьева
«В полдень хлынул такой ливень, что все работающие на полях побросали свои мотыги и кинулись под навесы. Я был взволнован с самого утра, словно бы предчувствуя, что сегодняшний день готовит большие испытания. Она, как всегда перед обедом, гуляла с мальчиком, и ливень застал их в вишневом саду. Я схватил параплюи, подаренный мне другом перед отъездом из Парижа, и кинулся туда. Она стояла, крепко обнимая сына и стараясь прикрыть его своею мантильей. Цветущая вишня, обычно вся пышная, белая, а сейчас обвисшая, лиловатая от дождя, пыталась защитить их своими простодушными цветами, но не могла.
— Синьора! — сказал я, задыхаясь и проклиная себя за это, поскольку как только я вижу ее, так сразу же начинаю задыхаться. — Идите скорее! Вы сильно промокли!
— Ах, Господи! — И она слегка засмеялась. — Что это за сооружение такое? Откуда оно у вас?
Я наскоро объяснил ей, что „сооружение“, как она справедливо заметила, досталось мне из Франции, которая неотступно следует за новейшей модой, но известно оно было еще древним народам, только тогда им защищались исключительно от солнца. Она стояла неподвижно, прижимая к себе мальчика, который, несмотря на ливень, высунул из-под ее мантильи свою прелестную кудрявую голову и с любопытством смотрел на меня.
— Из чего это сделано? — продолжала удивляться она, а хлещущая с неба вода сделала ее золотистые волосы темными, что удивительно шло к этим испуганным ярким глазам. — Наверное, оно очень тяжелое?
— Совсем не тяжелое! — бодро ответил я. — Не более четырех килограмм. Вся эта штука держится на китовом усе, вот в чем дело.
Мне показалось, что она боится преодолеть расстояние (не более шага, впрочем), отделяющее ее и ребенка от меня с моим параплюи. Эта ее природная застенчивость и скромность, чему я много раз бывал свидетелем, вызывает у меня восхищение.
— Как это называется? — тихо спросила она, блестя на меня исподлобья чудесными своими глазами.
— Parapluyi, — сказал я. — Потому что, видите ли, синьора, по-французски „дождь“ будет „pluie“.
— Ах, вот оно что! — Она почему-то покраснела.
Я видел ее просвечивающие сквозь намокшее платье удивительной красоты руки и даже грудь, которую эта мокрая ткань беззастенчиво обрисовывала. Что делать, я не знал, потому что она не помогала мне, и смущение ее явно росло. Я так волновался, что у меня начала кружиться голова, и я испугался, что потеряю сознание. В эту секунду послышался топот босых ног по лужам, и двое слуг, насквозь мокрых, с блестящими волосами, показались в конце аллеи.
— Барин приехал! — кричали они. — Извольте вернуться домой! Сейчас прискакали! Голодные, страсть! Ругаются очень!
И тут она не просто шагнула, она испуганно почти прильнула к моему плечу, не выпуская из своих объятий ребенка. И мы оказались втроем под огромным параплюи. Это была самая счастливая минута моей жизни, клянусь памятью моей драгоценной матери. Дождь не проникал сквозь плотную, специально чем-то обработанную холщовую ткань, а темнота под ней была такой, как будто наступил вечер. Я с наслаждением услышал ее дыхание, испуганное и нежное, как дыхание только что родившегося жеребенка, а ладонь моя сама собой легла на шелковые волосы маленького Леонардо.