Читать «Одуванчики в инее» онлайн - страница 122

– И что с ними делал? Привозил в приют? – с некой отчаянной надеждой спросила Гаврюшка.

Но волонтер снова усмехнулся и небрежно покачал головой.

– Нет, я же не зря сказал, охотник. Обычно охотники подстреливают дичь не для того, чтобы дома ее выходить и держать в качестве питомцев. А догхантеры… Они по-разному изощряются…

И хотя Гаврюшка более не задавала вопросов и не хотела ничего больше слышать, он детально поведал ей о способах уничтожения мешающих мирным жителям псов. Гаврюшка могла бы убежать или заткнуть уши, но не могла оторваться от губ каверзного рассказчика, как не могла оторваться от фильмов ужасов, которые ее папа любил смотреть по ночам, когда думал, что дети давно уже спят.

Она подкрадывалась к приоткрытой двери большой комнаты, из которой доносились вопли и визг бензопилы, цеплялась за косяк и круглыми глазами всматривалась в жуткие кадры, одновременно леденящие и воспламеняющие кровь. И несмотря на то что Гаврюшка знала, что не сможет спать после увиденного и что противный до осязаемой горькости во рту осадок будет держаться еще днями, она все снова и снова шла на зловещие и всегда предельно одинаковые звуки.

Так и теперь она выслушала недлинное, но непредставимо страшное повествование волонтера от начала до конца. Когда он наконец замолк, она молча встала и бросилась к выходу, борясь с тошнотой, но, пробежав всего несколько шагов, замерла. За одним из вольеров тихо стоял Захар Севастий с низко опущенной головой и сложенными, как в молитве, руками. Он медленно поднял на Гаврюшку глаза, полные древней и вечной грусти, и больше этого взгляда не требовалось, чтобы до конца удостовериться в правдивости услышанного.

Колючие слезы брызнули из Гаврюшкиных глаз, одними губами она прошептала что-то среднее между «предатель» и «лгун» и помчалась со всех ног из приюта. Она бежала мимо вольеров с обманутыми собаками, мимо нескончаемого забора, мимо все таких же серых улиц и домов, пока не добралась до своего двора. Там она бросила горький взгляд на Мистера Икса, молчавшего все это время, влетела в свою комнату, зарылась в постели и безутешно проплакала полночи.

Мешала преодолению ее горя только мама, заносящаяся каждые десять минут и бросающая в адрес дочки всякого рода страшные обвинения. При этом ее и без того писклявый голос истерически надламывался, а пухленькие ладошки то и дело поколачивали трясущийся ком.

– Ты меня своими потаскушечными выкрутасами еще в гроб сведешь! – визжала раскрасневшаяся тетя Света, содрогая мощную грудь. – Признавайся, что случилось?! Пора к гинекологу на прием идти, да?!

Но содрогающийся ком оставался немым до самого утра. А на следующий день Гаврюшка встала – можно было подумать как ни в чем не бывало, если бы не неуловимые глаза – и, не позавтракав, отправилась в школу. В тот день она нигде не пропадала, а чинно вернулась домой и, ни на кого не взглянув, закрылась в комнате. То светлое и всеобъемлюще радостное, что поселилось в ней со знакомства с Захаром Севастием и его собаками, распалось в прах и оставило на душе слизь и иголки, а в голове ее непроизвольно крутились жуткие картины, которые придумывались сами по себе по мотивам рассказа веснушчатого волонтера.