Читать «Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой» онлайн - страница 480

182

Писательница Шира Горшман, жена художника Менделя Горшмана и теща Иннокентия Смоктуновского, прожила долгую и весьма примечательную жизнь. В 1923 году уехала с первым мужем в Палестину, а в 1929 году вернулась с детьми в СССР, где встретилась в Крыму с Горшманом, который увез ее в Москву. Это спасло ей жизнь. Шира писала рассказы на идиш и переводила вслух, с листа, это производило сильнейшее впечатление. В возрасте 83 лет она одна репатриировалась в Израиль, где ее поселили в Ашкелонский дом престарелых. «Столько воды я не заказывала», – говорила Шира, указывая в окно с видом на море. Мы часто навещали ее, а иногда забирали к себе в Иерусалим.

183

Мамед Искендеров, бакинец, сосед мамы по дому на Усиевича, 8, всегда являлся к ней с огромным букетом роз, вообще помогал, чем мог.

184

Опера А. Шнитке «Жизнь с идиотом», либретто Виктора Ерофеева. Мировая премьера состоялась в Амстердаме в апреле 1992 года. Музыкальным руководителем спектакля стал Мстислав Ростропович, а режиссером-постановщиком – Борис Покровский.

185

Жена критика Бена Сарнова, друга Семена Израилевича.

186

27.4.93. Письмо А. И. Солженицына. «Многоуважаемая Инна Львовна! Так получилось, что когда Наталья Дмитриевна привезла мне новую книгу Ваших стихов (спасибо!) – я как раз начинал читать “Дожди и Зеркала”. Так уж я их не покидал. И осмелюсь передать Вам мое впечатление от того сборника.

Он увлек меня с первых же стихов. Всегда – напряженное душевное чувство, а если покой (редко) – то глубинный. Ничего искусственного, никакой позы – всегда отсердечная искренность. Душа автора дрожит, а стих – в свободном легком дыхании и плотен, и безупречен по форме. И чувства – то Вы передаете лаконично, малыми деталями, иногда вторичными, третичными, даже исчезающими намеками, ничего прямо-грубо, как авторы нашего века ломятся назвать. Стихи всегда коротки (как это хорошо), а в них – законченная мысль, чувство, образ, а то и афористические строки. И за метафорами – нет никакой нарочитой погони, измышления их, как многие за этим гонятся.

Видно, много пришлось Вам пережить, а все боли и раны преодолены неуклонной силой духа. Из “душеломного мотива” вырастает осмысление жизни не только своей, но и вселенской.

Среди множества Ваших прелестных лирических стихов затрудняюсь и выделить, ну вот хотя бы: “Все мне открылось”, “Эту женщину я знаю, как себя”, “Над черной пропастью воды”, “Ленивая беглая ласка”, “В овраг мы спускались”, “Цветное виденье былого” – а уж отдельных строк тем более.

Казалось бы: после Ахматовой и Цветаевой – до чего ж нелегко проложить свою самобытность в русской поэзии, придать ей красок и быть значительной, – а Вам это удалось и, видно, что не по заданной программе, а просто, само по себе, как льется.

От души желаю Вам еще новых удач.

Передайте, пожалуйста, от меня поклон и Семену Израилевичу.

Всего-всего Вам доброго!» (подпись)

187

Георг Шром, австрийский архитектор и дизайнер, с которым мы с 1997 года работали вместе в разных выставочных проектах.