«Скорый» ход набирает, время его пришло —Измерять колесами Среднюю полосу.А моя попутчица – как же не повезло —Говорливая тетка, жующая колбасу.И она все болтает, битком набивая рот…Вот ведь, думаю, надо же – выдался мне «досуг»!А она – про соседку, Путина, огород…Начала о себе. Побежали мурашки вдруг.И в глазах ее шевельнулось на самом днеТо, что с детства задолблено: взялся – тяни свой гуж…Ее сын в девяносто пятом погиб в Чечне.В девяносто девятом повесился спьяну муж.Она, пот отирая со лба, говорит: «Жара».Отхлебнув воды, улыбается: «Хорошо».У нее умирает от рака в Москве сестра,Она едет прощаться с последней родной душой.Паренька жалеет: «Совсем еще не окреп.Видно, мать измаялась, бедная, ждать сынка!» —Спит в наушниках тощий дембель, сопя под рэп,С верхней полки свисает жилистая рука.Все затихло, уснуло, съежилось, улеглось.И вагон стучит колесами и храпит.Но метет мозги бессонницы помело.Сколько сорных мыслей…какая из них пронзит,прошибет, проймет до ядрышка, до нутра? —«Я лишь пепел Европы, и здесь – не моя страна»…Как же сладко курится в тамбуре в пять утра!За окном рябинно, розово. Тишина.
Крепкий орех
…Только мама и ты. И весна на дворе.Воздух детства, звенящий, как спелый арбуз.Слово «Родина» – крепкое, точно орех —не распробуешь с первого раза на вкус.…Середина пути. И дождем осажденсерый город, дрейфующий в талой воде.Так бывает: годишься не там, где рожден…А бывает… и вовсе не годен нигде.…И трясешься в вагоне – судьбе ли назло? —Вот и дерево кроной глядит на восток. —Так подбитая птица встает на крыло,безнадежно ловя восходящий поток.…А тебе говорят: «Так ведь это – твой дом!» —ножевые слова – как удары серпа.Слово – крепкий орех, да вот только потом…от него остается одна скорлупа.…И царапаешь душу в густой трын-траве.Но с тобой пуповиной земли сплетены —вместо матери – крест, вместо Родины – двесовершенно чужих бесприютных страны…
Город ты мой единственный
Четное и нечетное – улицы арифметика.– Не говори мне лишнего, ведь все равно – не то! —В красном трамвае с рожками – шумные безбилетники.В зыбком морозном мареве – клетчатые пальто…– Как не поверить в лучшее, если в кармане – семечки,Город мой, отпечатанный в памяти навсегда —старой ушанкой кроличьей, булочкой трехкопеечной,струнными переборами, искрами в проводах…«Винный», «Пивной», «Закусочный», в меру обезображенныйпряным закатным соусом; кухонный шут и враль…– Город ты мой единственный, памятью приукрашенный,был ты таким «безбашенным» —выл в голове февраль…Хватит. Откуролесили. Впору бы образумиться…Время упругим яблоком катится в никуда.…Но за подкладкой Города, в тесном кармане улицыпрячется сумасбродная – только моя – звезда…Капли летят за шиворот. Ветром лицо исколото.Желтый фонарь качается. Мокрая тень дрожит…– Город ты мой единственный,ну, извини – какого тылешего бестолкового – стал мне таким чужим?Что остается? – Вымокшей тенью бродить по улицам,жадно курить и сплевывать в черные пасти луж.Город ты мой простуженный, что же ты так нахмурился?Сколько в тебе утоплено эдаких «мертвых» душ?
