Читать «Россия в XVIII столетии: общество и память. Исследования по социальной истории и исторической памяти» онлайн - страница 186

События, однако, стали развиваться не вполне так, как было задумано. Во-первых, Екатерина глубоко увязла в проблеме польских диссидентов, которая оказалась фактически не решаемой, а отступиться от нее значило потерять лицо. Во-вторых, она фактически приняла чужие правила игры. Если с 1726 по 1762 г. Россия придерживалась союза с Австрией, то теперь она, как и другие европейские державы того времени, стала менять союзников более часто и, фактически мечась между Австрией и Пруссией, загнала себя в еще одну ловушку, дав возможность более опытным партнерам вмешиваться в исход сперва первой, а потом и второй русско-турецких войн и увязывать его с польскими делами. В конечном счете, это и привело к разделам Польши. И, хотя сам факт присоединения к империи новых земель она, конечно же, считала благом (в письме к И. Г. Чернышеву от 13 августа 1793 г. Екатерина удивлялась, что, поздравив ее с обручением великого князя Александра Павловича, он также не поздравил ее с новыми губерниями), в целом таким результатом она вряд ли была довольна. И не только потому, что не удалось сохранить польскую государственность, а, соответственно, и отведенную Польше роль в обеспечении безопасности России, но и потому, что впитавшая принципы Просвещения и искренне верившая в них российская императрица, не могла не сознавать «нравственной стороны» случившегося, о которой Завадовский писал Воронцову, не могла не ощущать несоответствия содеянного этим принципам и тому образу просвещенной монархини, над созданием которого она так долго трудилась.

Не исключено, что она испытывала определенный душевный дискомфорт и укоры совести. К тому же, в то время как истинные цели и вся мотивация внешней политики и Екатерины, и ее внешнеполитических партнеров носили сугубо прагматический и даже циничный характер, особенностью XVIII столетия было то, что в это время уже возникает общественное мнение, с которым монархам приходилось считаться. Формирующаяся под влиянием Просвещения общественная мораль уже не воспринимала захваты чужих земель как нечто естественное и скорее осуждала их, о чем свидетельствуют многочисленные карикатуры на разделы Польши (преимущественно английские), в которых Екатерина представала в особенно неприглядном виде. «В отличие от времен первого раздела Польши, – отмечает К. Шарф, – теперь, в революционное десятилетие, когда общественное мнение стало более бесстрашным и одновременно более дифференцированным, лишь немногие публицисты были готовы превозносить императрицу России как усмирительницу анархического народного движения в Польше… многочисленными были голоса тех, кто осуждал новую безудержную экспансию России за счет Османской империи, приветствовал польскую конституцию 1791 года, соответствовавшую традициям Просвещения и нацеленную на конституционные реформы и, наконец, тех, кто обвинял в упразднении дворянской республики в первую очередь ничем не сдерживавшуюся наступательную политику России.