Читать «Россия в XVIII столетии: общество и память. Исследования по социальной истории и исторической памяти» онлайн - страница 169

Александр Борисович Каменский

«Следует остановиться на том, что считается исторической миссией России, одной из ее основных внешнеполитических целей – “воссоединение украинских и белорусских земель с Россией”. У Бестужева-Рюмина этой цели не было, как не было ее и у его противника, покровителя заграничных православных вице-канцлера Воронцова, и как не было ее у Елизаветы. Православных, конечно, защищали, как защищали их в Австрии, Турции и даже на острове английском Минорка в Средиземном море, но никогда не думали об их вхождении в Россию. Планы Конференции 1756 г. / Конференции при Высочайшем Дворе. – А. К./ ничего не говорят о религиозных мотивах “округления границ”, только территориальных. <…> В целом политика России в отношении Польши в 1749–1756 гг. не была глубоко продуманной, но она ни в коей мере не была агрессивной. Петербург практически не уделял внимания собственно польским делам, сосредоточив свое внимание на Европе.»

«…силовое одностороннее изменение границы без каких-либо компенсаций слабому соседу, ни тогда ни Елизавете, ни кому-либо из ее сановников эта идея даже не приходила в голову. Россия считалась с международным правом и интересами других европейских держав и не желала встать вровень с европейским изгоем – Пруссией Фридриха II, практиковавшего такие методы».

Иначе говоря, идеологически мотивированная задача собирания русских земель в это время вообще не стояла в повестке дня, уступив место откровенной прагматике. Более конкретные планы в отношении Польши сформировались в Петербурге в связи со вступлением в Семилетнюю войну. Но суть их сводилась преимущественно к захвату Восточной Пруссии с последующим обменом ее у Польши на Курляндию, то есть на территорию с отнюдь не православным населением. Помимо Курляндии предполагалась и возможность приобретения части украинских и белорусских земель, но одновременно допускалась и вероятность получения от Польши вместо территорий денежной компенсации. Особого внимания заслуживает замечание М. Ю. Анисимова о нежелании России нарушать нормы международного права и становиться изгоем мировой политики. Для Екатерины II эти соображения усиливались идеями и принципами, почерпнутыми ею у просветителей. Однако прежде чем вернуться к Екатерине, остановимся кратко на еще одном эпизоде, а именно оккупации Россией Восточной Пруссии во время Семилетней войны.

Хотя в Петербурге и рассматривали возможность присоединения ее к империи, а местные жители даже принесли присягу российской императрице, план этот был отвергнут. Единственный печатный манифест, который хоть как-то затрагивал эту тему, был посвящен разрешению свободной торговли на этой территории и в нем говорилось лишь о «благополучном ныне покорении оружию Нашему целаго Королевства Прусскаго». В течение четырех лет жители Восточной Пруссии считались подданными России и платили ей налоги, но формально вхождение в состав империи так и не состоялось. Поэт А. П. Сумароков в оде 1758 г., явно забегая вперед, уже видел Елизавету Петровну на прусском престоле и призывал пруссаков радоваться своему новому счастью: «Довольна частию своею // Ликуй ты, Пруссия, под НЕЮ, // В веселье пременя свой страх». В то же время, по его утверждению, «Ни новых стран ни новой дани // ЕЛИСАВЕТА не ждала, // Гнушаяся кровавой брани // Европе тишину дала». Завоевание Восточной Пруссией, таким образом, Сумароков никак не связывал с исторической справедливостью и воплощением сокровенных помыслов русского народа, а относил полностью к заслугам миролюбивой императрицы, вынужденной взяться за оружие из-за поведения коварного Фридриха II.