Читать «Россия в XVIII столетии: общество и память. Исследования по социальной истории и исторической памяти» онлайн - страница 167

Показательно не только то, что Петр к этому времени осознал потребность обоснования своих действий на ином уровне аргументации, но и то, что составление «Рассуждения» было поручено одному из руководителей внешнеполитического ведомства. Обоснование должно было соответствовать тогдашним нормам международного права и очевидно предназначалось не столько для внутреннего, сколько для внешнего употребления. Более того, как вполне убедительно показала М. А. Сморжевских-Смирнова, аргументация Шафирова была выстроена в точном соответствии с трактатом Гуго Гроция «О праве войны и мира», еще в 1710 г. переведенном на русский язык и, таким образом, выдвигаемая аргументация должна была свидетельствовать о «цивилизованности» и «политичности» русской дипломатии. Исследовательница также сравнила труд Шафирова с сочинениями Феофана Прокоповича – «Словом похвальным о преславной над войсками Свейскими победе» 1709 г. и «Словом похвальным о баталии Полтавской» 1717 г., показав, как эволюционировала концепция главного петровского идеолога, придя в соответствие с официальной версией шафировского «Рассуждения». Отметим, что, в отличие от первого, где основной акцент делался на Божий Промысел, во втором «Слове» Прокоповича и мотив отторженных от России земель прозвучал более отчетливо: «Буде тебе, о Россие, древние и правильные вины, еже бы иногда оружием отмстити обиды, тебе нанесенныя от сего супостата, и от-торженныя наследственныя твои сия области возвратить в паки державу твою». В аналогичных образах упоминает Прокопович и присоединение Украины: «Малая Россия, исторгнувшися от ига польскаго, под крепкую десницу монархов своих наследных возвратися».

В петровское время еще активно эксплуатируется старинное словосочетание «отчины и дедины». Оно сохраняется и в царском титуле Петра – «многих государств и земель Восточных и Западных и Северных Отчичь и Дедичь и наследник и государь и обладатель». Однако идущие в это время сложные процессы переосмысления понятия государство в контексте теории общего блага не могли не привести к трансформации «вотчинного дискурса» в дискурс государственный. Государь теперь предъявляет свои претензии на те или иные земли не просто по праву наследования, но как Отец Отечества, действующий от имени страны и народа, и потому не случайно свои наследственные области возвращает не царь, но сама Россия.

Полтавская победа 1709 г. в учебниках истории, как правило, трактуется как момент превращения России в «великую державу». В реальности, однако, процесс интеграции страны в систему международных отношений занял несколько десятилетий, в течение которых внешнеполитическая активность России постепенно, по мере того как русские дипломаты познавали хитросплетения европейской политики и осваивали новые практики, росла за пределы балтийского и черноморско-каспийского регионов и приобретала общеевропейский характер. В Петербурге все больше начинали понимать, что отныне достижение каких-либо внешнеполитических целей уже невозможно путем выстраивания отношений с какой-либо иностранной державой напрямую без учета интересов других европейских игроков. Так, к примеру, попытки России при Екатерине I выполнить данные еще ее мужем голштинскому герцогу Карлу-Фридриху, женившемуся на цесаревне Анне Петровне, обещания помочь с возвращением захваченного Данией Шлезвига натолкнулись на сопротивление Англии и Франции и чуть не привели к военному конфликту. Надежды русской дипломатии решить эту проблему посредством заключения «четвертного» англо-франко-прусско-русского союза не оправдались, поскольку переговоры уперлись в ту же голштинскую проблему и круг, таким образом, замкнулся. В определенной мере именно это толкнуло Россию в объятия Австрии и привело к подписанию в 1726 г. русско-австрийского союза, определившего российскую внешнюю политику нескольких последующих десятилетий и способствовавшего интеграции России в общеевропейские дела.