Читать «Россия в XVIII столетии: общество и память. Исследования по социальной истории и исторической памяти» онлайн - страница 159

Далее авторы нового «исторического курса» развивают свою мысль о революционности для XV в. зародившейся в Московском княжестве новой идеологической концепции, отмечая, что лишь «неразвитость литературно-публицистической сферы,, ритуализированность языкового аппарата и отсутствие навыков размышлений на социально-политические темы помешало Москве в полной мере воспользоваться» этим открытием. По мнению авторов, сравниться с этим явлением могла лишь Реконкиста на Пиренейском полуострове, завершившаяся также к концу XV в. Страны же Западной Европы этого времени «не знали концепции единства религии, культуры и государственности в неких исторических границах», и лишь в XIX в. «политические границы, совпадающие с культурной (религиозно-языковой) общностью и исторической территорией создают особый тип общества», определяемый как «народ».

Таким образом, авторы солидарны с Ю. Г. Алексеевым в том, что формирование концепции «собирания земель» происходит в последней четверти XV в. и связано с деятельностью Ивана III. В подтверждение своего взгляда на нее авторы приводят ряд цитат из исторических источников, однако представляется, что их интерпретация несколько излишне прямолинейна. Сосредоточив свое внимание на идее объединения/собирания русских земель, они лишь вскользь упоминают о «трех сценариях», не пытаясь проанализировать, как они соотносились между собой, как взаимодействовали и как применялись, в результате чего фактически за пределами их внимания парадоксальным образом оказалась идея империи. Очевидно, что речь идет о требующей комплексного анализа чрезвычайно сложной комбинации различных идеологем, нашедших отражение как в письменных текстах, так и разного рода символических изображениях, и к тому же находившейся в процессе постоянной трансформации. Для темы данной работы важно, что концепция собирания земель возникает в связи с необходимостью обоснования политического суверенитета и внешней политики, причем, если развитие этой концепции и могло через несколько столетий привести к появлению понятия «народ», то в источниках XV в. оно, конечно, еще не просматривается. Приведенные авторами цитаты указывают скорее на то, что сами творцы данной концепции понимали ее прежде всего в династическом смысле: великий князь московский объявлял свои претензии на земли, которые некогда находились во владении Рюриковичей. При этом политические и сугубо прагматические претензии на земли предков соединялись с отмеченным выше восприятием Русской земли, как объединенной православием духовной общности, и подкреплялись сознанием миссии единственного после падения Византии защитника «правильной» веры.