Читать «Возвращение в Михайловское» онлайн - страница 181

Борис Александрович Голлер

Власть никогда не гнушалась преступлением. Может, она и по природе – преступна, кто знает? А если не преступна, а, напротив, добродетельна – ей не удержаться. И она – не власть! Так что – Годунов – еще не самое страшное… Поблагодари Карамзина за жизнь Железного колпака, которую он собрался мне прислать – если не надует. Пошлю ему в воздаяние свой колпак цветной. Вот думаю – не пойти ли мне в юродивые? (и махнул рукой).

– Ты всерьез помышляешь о театре для своей трагедии?

– Если хочешь знать – да, и только о нем! Хотя пока у нас нет театра – как нет метафизического языка… нет критики, нет прозы. Сочиняя трагедию, я стал размышлять о трагедии вообще…

И классики, и романтики основывают свои правила на правдоподобии. Какое может быть, к черту, правдоподобие? Отсюда принужденность и робость диалога. Открытая условность сцены и безусловность языка – вот правило трагедии. Но об этом – как-нибудь!..

В конце концов, что такое романтизм? Высоты чувства. Высоты и совершенство чувства. И только.

Почему-то опять мелькнуло имя Юго. И Александр сказал еще: – Мы вот отрицаем сегодняшнюю французскую поэзию… Но, поверь мне: первый же великий поэт в отчизне Расина и Буало ударится в такую бешеную свободу, в такой литературный карбонаризм… что небо с овчинку – что твои немцы! – Однако покуда во Франции поэзии менее, чем у нас!.. Ты думаешь, Байрон – настоящий романтик?

– А кто же, по-твоему, тогда?

– Шекспир! – Он рассмеялся. – В конце концов, он понимал романтизм как некую возвышенную искусством реальность. И только. Того реализма, в какой ударилась литература после него – и какой ему продолжают приписывать по сей день – он просто не знал.

– Ты их напугал, – сказал вдруг Дельвиг и ткнул пальцем в потолок. – Ты слишком свободный человек!

– О чем ты?

– Не знаю. Прочел твои «Разные стихотворения» и прочее, что ты мне давал. И подумал – ты свободный человек. – Ты слишком свободный человек! Не в этих твоих политических всплесках – Бог с ними! – оставь это Рылееву. В смысле более общем… Во всем, что пишешь, как думаешь… свободный. Не свобода слова – а свобода духа. У нас такого еще не было! Все мы выбираемся едва из-под обломков веков… рабства, азиатчины, отчаяния, кнутобойства. А ты свободный! И откуда ты взялся? Сам не поймешь, наверно. Я знаком с твоим отцом, с дядюшкой… откуда? Вот тебя и испугались. Помнишь у Петрарки? «Естественный враг покоя»!..

– Не помню. – Потом улыбнулся с некоторой неловкостью: – Возможно! возможно, мы оба с тобой служим в этом мире чему-то такому – чего здесь нет!

А касательно Анны Дельвиг обманул все его ожидания… (Это стало ясно почти сразу.) Он вовсе не собирался ездить всякий день в Тригорское – и Александру пришлось сократить свои визиты: уж больно друг сопротивлялся – как он это умел – чуть стеснительно и вместе упрямо необыкновенно – и уж точно он не собирался жениться. То ли прежняя любовь была еще так сильна в нем, то ли… просто не склонен – как и сам Александр: не пришел срок остановиться.