Читать «Возвращение в Михайловское» онлайн - страница 133

Борис Александрович Голлер

– И что герой? – спросил Жанно подозрительно и как-то вытянув шею – а был он, повторим, худ и высок ростом. И Александр вдруг понял все. Сразу, как вспышка: пьеса сама не была политика, – но могла за таковую сойти – для раздраженных умов! Его сызнова – и в который раз! – соблазняли в политику… И кто? Жанно – его первый друг – теперь явился не просто – а в роли Мефистофеля!

Он, Александр, был недавно с юга, и там, слава богу, всего наслушался! Политических мечтаний и прожектов, которые (что хуже всего) сами мечтатели почитали созревшими к действу. Чего только стоили разговоры в Каменке! (И генерал Волконский тоже… Теперь женится на Марии… Бедный Жанно! И он – туда же!..)

Он вспомнил Кишинев… и теперь уж давнюю встречу с одним подполковником. Они провели вместе часа четыре в разговоре политическом, метафизическом, афеистическом – каком угодно. Интересно весьма – но Александр остался в растерянности и с больной головой.

– Конечно… любовь – и тут всякая глупость в строку! – заговорил он снова. Как раз недоверие Чацкого к любви Софьи к Молчалину – прекрасно! и как натурально! Вот на чем могла вертеться вся пьеса. Но… Чацкому надобно, кроме любви – еще изъяснить нам – как дурен наш мир. Зачем? Одни и так знают, другие… Им это знанье не нужно. Да и кому он все это говорит? На бале московским бабушкам? Молчалину? Первый признак умного человека с первого взгляда оценить – с кем дело имеешь – и не метать бисер перед…

– Это и все – что ты услышал? – спросил Жанно печально.

– Брось! – Александр протянул ладонь через стол и погладил его руку. Потом поднял бокал:

– Давай за Грибоедова! Он все ж совершил то, что, кажется, никому не удавалось! Честь и хвала! (они выпили с чувством) – А что такое Чацкий? прости! Пылкий, благородный и добрый малый, вдосталь наговорившийся с ним – и напитавшийся его мыслями и остротами. И только! В поэме сие возможно, но в драме… Тут автор не должен так выказывать себя. Сам сейчас начал сочинять драму и мучаюсь. Как бы не скатиться в меморий… Оставим! Ты хотел поговорить со мной о чем-то? Пьеса – предлог?..

Пущин смутился…

– Я хотел открыться тебе… что поступил в новое служение отечеству.

– Ну да… В судьи уголовного суда в Москве… Мы говорили уже.

– М-м… Не только это. Поступил давно – еще с Лицея. Но не стал привлекать тебя тогда! Почему-то не решился. Ты в та поры и вел себя как-то странно… Свет увлек, что ли? Потом тебя вдруг выслали. До самого твоего отъезда на юг я все хотел и не мог открыться тебе. Как-то встретил твоего отца на улице. Он опасался за тебя – в тогдашних твоих обстоятельствах, – я и снова не рискнул…