Читать «Возвращение в Михайловское» онлайн - страница 131

В третьем акте – в сцене бала – Александр много смеялся. Ему понравилось – как Молчалин гладит чьего-то шпица и лизоблюдничает – и сие наблюдают Чацкий и Софья, но разными глазами. – И диалог! Неужто народился, наконец – русский сценический язык? И кто? – Безвестный драматург! Вот что значит – свобода! – С ославлением Чацкого сумасшедшим он погрустнел снова… Он сам был безумцем этого мира. И до каких пор? – дух в мире будет считаться безумьем?..

…сам Раевский тоже писал к нему еще в августе, но он тогда помедлил с ответом, а тут пришло от Липранди, после Вигель – и все. Ответа не будет! «Имеет чувства дружбы – благородные и не изменные обстоятельствами…» Возможно! – За декабрь эти мысли понаметали сугробов в его душе.

Но тут встрял Загорецкий со своим мнением о баснях:

А естли б между намиБыл цензором назначен я,На басни бы налег, ох! басни! смерть моя!Насмешки вечные над львами! над орлами!Кто, что ни говори: –Хоть и животные, а все-таки Цари!..

Уморительно смешно! И продолжал смеяться вслух – покуда Хлестова спорила с Фамусовым – о скольких душах именье у Чацкого.

– Четыреста!

– Нет, триста! триста! триста!

Как все смешалось – одно к одному: Мария, Татьяна, Люстдорф!.. Но дальше – вся сцена с Репетиловым… «секретнейший союз» (при этом имени голос Пущина как-то дрогнул, а Александр не брякнул едва, что насмотрелся и наслушался таких «союзов» на юге) – все было – истинный комизм! Но тут Пущин прочел:

Но голова у нас, какой в России нету,Не надо называть, узнаешь по портрету:Ночной разбойник, дуэлист,Был сослан, чорт знает, куда-то к алеутам,И крепко на руку нечист,Да умный человек не может быть не плутом.Когда ж об честности высокой говорит,Каким-то демоном внушаем:Глаза в крови, лицо горит,Сам плачет, а мы все рыдаем!..

…

И Александр чуть не свалился со стула.

– Ой, не могу! – Толстой-Американец?

– М-м… Чур – entre-nous! – мне Бегичев Степан сказывал – он друг Грибоедову. Федор Толстой встретил автора – и просил, без стеснения: «Поменяй, – говорит, – строчку, а? – ну скажи: «в картишки на руку нечист»… А то подумают – я столовые ложки ворую!» Прекрасно, а?..

– И не послал вызов автору? Постарел! – Александр рассмеялся, но оборвал смех.

– Ладно – от меня не уйдет – как только вернусь! Будет драться со мной. Он в долгу передо мной…У меня на сей счет – бухгалтерский порядок!

– А что такое?

– Да врал на меня – еще в двадцатом, будто… Ладно! Хотел вызвать его тогда – но меня услали. Да и теперь я – на привязи. Ты ж знаешь меня – я такого не прощаю!

– Ты с ума сошел! У него на счету – тьма дуэлей. И, говорят, чуть не десяток смертельных.

– Ну и что?.. Значит, судьба!

– Но я боюсь за тебя!

– А ты не бойся!

Мария, Татьяна, Люстдорф… Больше не хочется писать роман! – Александр был развлечен чем-то – и уж явно не Федором Толстым. Они еще подняли по бокалу – отпили немного, и Жанно продолжил. Рукопись в руках у него истончалась быстро… прочитанное он складывал отдельно на стол.