Читать «Старая дорога. Эссеистика, проза, драматургия, стихи» онлайн - страница 34

Роман Максович Перельштейн

Основной линией «Тайной скрижали» становится разговор с бесконечно любимым, ушедшим из жизни супругом. Духовно он всегда рядом, всегда на глубине сердца, но кем, чем заменить его физическое присутствие, его облик, его голос?.. Ничем. Войти в полную пустоту и не отчаиваться, чувствуя в этой пустоте великую наполненность иным.

Но ни на земле, ни в небосводеТы не явишься. Всё это ложь.Ты уже наружу не выходишь –Ты меня в глубинах Духа ждешь.И мне брезжит тайный свет Спасенья,Когда вижу Божью красоту.Знаю я, что значит воскресенье,И еще, быть может, дорасту.

И в другом стихотворении: «Мне сказали капли дождевые / Вспышкою в скрестившемся огне: / Мертвых нет, но только мы, живые, / Живы лишь отчасти, не вполне».

Что значит быть живым вполне? Это жить совершенно открытой душой, обнажившимся сердцем, чувствующим свою связь с целым вселенной и потому ощущающим бессмертие здесь и сейчас. Однако не бессмертие твоего малого ограниченного «я», твоего эго. Напротив – ощутить, что твое эго лопнуло, как кокон, и из него вышло существо другое, крылатое, крылами объемлющее мир и вбирающее в себя всех, и даже тех, кто доставляет тебе боль.

Лесная тишина, молчание деревьев – они не только метафора невыразимости бытия Божьего, но и ежедневно повторяемый опыт замолкания ума, умаления своего «я». «Ты ушел, но остались березы, / Ты ушел, но остались леса». О воскресении принято говорить как о единовременном акте, ну а что если для воскресения и жизни может не хватить? Что, если оно почти незаметное ежеминутное усилие, служение, невидимый шаг, неслышный вздох? А для Миркиной еще и стих, и видимый, и слышимый.

Немота ушедшего возлюбленного подобна немоте леса, полнее которых может быть только немота Господа, да и то сердце не станет отличать одного великого молчания от другого, а причастится их единству, глубочайшей и невыразимой словами связи всех со всеми, и всего со всем.

У немецкого мистика XIV века Иоганна Таулера, которого Зинаида Александровна чрезвычайно высоко ценит, есть такой образ. Брошенное в печь полено сначала становится горящим поленом, и все древесное в нем сопротивляется всему огненному, но в какой-то момент полено целиком превращается в огонь, и уже ничем не отличимо от огня. Этим же путем идет и сердце. Все затвердевшее человеческое, все, что в нас от полена, объятое истинной любовью, превращается в бестелесное божественное, в то, что в нас от огня. Не потому ли метафора огня одна из самых часто встречающихся у Миркиной: «Огнем проколотое насквозь, / Все сердце светится тобой». И так же, как полено, не отличимо и не отделимо от пламени, точно так же и человек не отделим и не отличим от небесного огня, проводником которого и даже источником он может стать. В этом и состоит его призвание. Непременно найдутся те, кто возразит. Проводником небесной воли человек, конечно же, может и должен стать, но источником – это уже слишком. Однако если сердце слилось с источником, то все вопросы отпадают. Нет двойственности, есть одно. И каждым своим стихотворением, каждой книгой Миркина свидетельствует об этом.