Читать «Её имена (сборник)» онлайн - страница 55
Сергей Соловьев
«Не к утру, но уже в обозримые времена…»
Не к утру, но уже в обозримые времена,на земле останутся двое – он и она.И не то чтобы не любовь, но – проём.Не совсем его она, да и он – не ее.Местность хрупкая, как стекло.Что ж так тихо здесь и светло?Что ж влечет их друг к другу таксловно дело не в том, не там,что зияет меж ними, и что одни,что исчезли из мира слова и дни,и не помнит ладонь своего тепла,и не линия губ – deadline,только что это значит? И чья вина?Взял на руки ее, а она – водав решете. А обнимет его, и он —словно глина плывет. Как сон,ускользающий на свету,друг для друга они. В родунет у них ни людей, ни птиц,ни цветов. Может, даже лицнет у них. Но не им двоимэто знать. И стоит, как дым,бело-деревце, красный глаз.Впрочем, было все это, и не раз.«Хорошо плохо слепленный человек…»
Хорошо плохо слепленный человекс устойчивой несовместимостью с самим собой,был бы я безударным слогом, говорит,только слово это уже не вспомнить.Может быть, у цветов – свой Христос,облетевший как одуванчик. Пух и прахперелетного воскресенья. Евангелист пророс —Иван-да-Марья. Свой у моли Яхве, свой у мух Аллах.Думая, что мы уже начались,и срослись в одно, и разбросаны по мирам,и теперь не быть и любить тебя, и беречь, но какэто вместе свести, если мы с тобой – как рукалевая, если жизнь – правая, и не ведаем, что.Если там между ними – ни тьма, ни свет.Если тоненько так начинают петь брошенные тела.Если мимо нас, проходя сквозь смерть,говорят они: может, были б мы,если б она была.«Все потихонечку сойдут с ума…»
Все потихонечку сойдут с умана кровушку, на черную, на нет,и наконец останется самас собой природа, и вздохнет,и улыбнется – этот деньона ждала от сотворенья,и чуть пригубит за людей,не чокаясь, два-три мгновеньяпригубит. И проветрит домот неземного выспреннего смрадаих дел волшебных, чувств, и дум,и перепрячет деревце из сада.«Начинаешь себя забывать…»
Начинаешь себя забывать,заканчиваешь, вернее.Света легкая прядьу обочины слов.Или чувство такое – вермеер…Или просто весло,плывущее по рекевспять. Но зачем?Лес стоит в парике —значит, осень. Рука на плече —может, мать.Только воздух прозрачен,чтобы видеть, наверно,и не понимать.Разбрелисьи уже не вернутсяслова.Что меж ними?Чего ни коснуться —щемь такая, тщета, нелюбовь.И в ладонях твоя головачуть дрожит, как цветок полевой.«Пойдем, моя девочка, моя мать и мачеха…»
Пойдем, моя девочка, моя мать и мачеха,помолчим, побродим, как люди некие,в тех краях, где живут башмачкиныполевые в припыленных шинельках,где кульбаба с пижмою говорят, мол, с утракашка ларина вышла замуж, и с онегиныммелкоцветным не по-летнему холодна,где люцерны книжные в лютиках обрусели,где трехлистные карамазовы с папенькой на одрекаменистом, и сурепка масляного воскресенья,и один меж мирами плывет андрей.«Двенадцать душ нас было…»
