Читать «Экстерриториальность» онлайн

Анатолий Найман

Экстерриториальность

Свой мир

«Быть под знаком, под дланью, под властью…»

Быть под знаком, под дланью, под властьюнезнакомца, который одинучит жизни как хрупкому счастью,но велит себя звать господин,о, я за! Я-то за! Да и кто жепротив?.. Кроме него одного —в истонченной носящего кожезолотое мое вещество.Рад служить – но плениться нельзя имдо конца как возлюбленным. Раджизнь отдать ему, но не хозяиней, а раб я. Так может ли раб?Грош цена мне – но что ж с недоверьяначинать и, вспоров в Рождество,выпускать из подушек, как перья,неземное мое существо?

«О каллиграфии и кляксах…»

О каллиграфии и кляксахни-ни – ле неж д’антан. Молю,преподавайте в младших классахмой почерк. Стиль. Судьбу мою.Чертите детям сетку линий,написанную на родукак клинопись лучей и ливнейруки, сходящихся в звезду.В ней есть узор, а что извивыот точки А до точки Бсложны, то это танец Шивы,напечатленный на судьбе.Все дело в правильном наклонепера и глаза, на ходуоставивших намек в ладонитатуировкой на роду.

«Жму на клавишу и на педаль…»

Жму на клавишу и на педальну стони, фисгармония!Отвращенье мое передайк торжеству беззакония,а точней, к торжеству хоть чего,хоть неведомой сущности.Что за рабский восторг, что числоотчуждает от штучности!В современный надрыв и напрягсвой скулеж под ударамиперекачивай с помощью тяг,сколь бы ни были старыми.Потому что и музыка сфербез тебя, фисгармония,не аккорд пустоты, а обмер.Барабан. Церемония.

«Траурным шарфом клетка обвита…»

Траурным шарфом клетка обвита,спит канарейка, полночь в кавычках.Несправедливо, fuga et vita,жизнь, убегая, время ей вычла.Ведь и всего-то петь ничего ей,даже у моря в климате жарком —что ж ты, хозяин, собственной волейсвист ее душишь шелковым шарфом.Участь и так уж пленной испанкименьше пропета, больше забыта —не досаждай ей в стужу, по пьянке,жизнь, убегая, fuga et vita.

Самоубийство сумасшедшего

Всмотрись внимательно в того, кто наконец уходит.Как зайчик солнечный сверкнул, как ласочка и рысь.Не клянчил больше, да и что – дадут часочек, годик.Кто, улыбнувшись, подмигнул, и был таков – всмотрись.Он прав. Не говорите мне, что Бог им недоволен —им, ужасавшимся, что скат карнизов тянет вниз,что петлями ложится звон на землю с колоколен, —и сам, зажав в губах язык, как колокол, повис.На лишний вздох, на лишний миг, на лишний полденьжаднымнам – он, дивясь, передает лицом, что быть в гробунебоязно, да и пора когда-то, если ангелдавным-давно раз навсегда остановил судьбу.

«Какую роскошную панихиду…»

Какую роскошную панихидупоют межсезонные менестрели,когда каждой твари по паре и видуих вдруг под окном соберется в апреле:по снегу небесному, гревшему землю,по углям, погаснувшим в печке, по дыму,по пеплу Помпеи, по сгнившему стеблюпоют: упокой, кто ты есть, эту зиму.Из клюва взорвавшейся почки Везувийструну одуряет дымком поцелуя,у певчих затем и застрявшую в клюве,чтоб «памяти вечной» звенеть «аллилуйа».Еще бы денек к тридцати – и на пляскусвернуло, какая не снилась Давиду.И так уже слишком похоже на Пасху,и слез не хватает допеть панихиду.