И сказал приемник: «Едрена вошь,наступили за здорова живешьпредпоследние времена,и не знаю, кто здесь подставил нас,но у них на нарах в недобрый часоказалась сама-она.Я не буду ждать и слова жевать:горло драть, ребята – не глотки рвать,это совестно пахану.Я зараз поставлю вопрос ребром:если надо, поляжем под серебромвсе, спасая саму-ону.Кто любил вас так, как сама-она?Вынимал из петли, доставал со дна,как каштан, тащил из огня?Ни греха на черных ее крылах,но она при черных наших делахпожалела вас и меня.Мы живем, как прах в водяной пыли,под собой не чуя родной земли,но забота самой-онысогревает нас, ограждает насот серебряных пуль и нелетных трасс.И за это мы ей должны».
Помолчал. «А теперь о том, как отбить подругу.Делают предложения все по кругу.Она у ментов содержится в специальнойкамере герметичной, пара-нормальной.Камера эта для наших непроходима.Взять ее с бою завтра необходимо».
XIII
Говорили без разбору, горячо.Предлагали все, что в голову взбредет.А посмотришь через левое плечо —там на улице метелица метет.Говорили: взорвать стену-каменну —это запросто, хоть сейчас,а вот как взломать эту камеру,знает кто-то умнее нас.Говорили: как дойдет до суда,будет проще заявиться туда,только как же завалить нам конвой,не рискуючи ее головой?Говорили: у того полканáне глупей, чем у тебя, пахана,не захочет – от него не уйдешь.И еще какой-то помню нудеж.А приемник молчал-трещал,петуха вконец застращал.Напоследок и она заговорила,та, что слушала, молчала и курила.В платье черном, омраченном, как бывает изнутрикрытый бархатом футляр из ювелирки,с наглым, голым белым горлом, а повыше не смотри,там глаза как нефтяные дырки.Она говорит: «Это все не годится».Она говорит: «Да, ментам повезло.Они понимают: попалась важная птица,можно всю банду взять за ее крыло.Делаем так. Не покидаем дома.Ждать придется, но думаю, что недолго.Рано ли, поздно ее привезут сюдазаписывать, где лежала, куда бежала.Тут и покажем, кто в городе господа,так, чтобы это пугáло и поражало».И приемник поскрипел-поурчал,как седою головой покачал.И приемник односложно вздохнул,как тяжелой головою кивнул —и прокаркал: «Рребята, баба права,будем их пускать на дрова.Но сначала вынем саму-ону,а потом мочканем их, ну?За саму отвечаете головой.Чуть увидим их воронок,коридор заделаем силовой,и едва они на порог —прямиком из черного ворона,из недобрых и грубых рукмы утянем ее в нашу сторону,как в трубу, понимаешь, друг?Переправим нашу красуна нейтральную полосý.А пока всем нам коридор держать,по нему заступницу провожать,кто-то должен ментов отвлечь.О тебе, петушок, речь.Ты тово, не вздумай сейчас зассать,за тебя она села – тебе спасать.Все равно один не уйдешь,так под пулю, эдак под нож».И герой обмяк, словно горсть пескавысыпается на песок,и такая в нем завелась тоска —вы не знали таких тосóк.И не жизни жаль, та не стоит свеч,а обидно так ни за что полечь,а что более всего огорашивает —все решили за него и не спрашивают!«Видно, ты онемел, мальчиш.Это правильно, что молчишь:все давно без нас решено.Выпей водки, поклюй пшено.Может, смертушка не приберет:серебро только наших берет.Ты пришел, почитай, на готовенькое,не ловил пулевых-ножевых.Страховать тебя будет новенькая —она тоже из ваших, живых».И с дальнего стулакрасавица сухо кивнула.
