Читать «Кое-что из написанного» онлайн - страница 62

Французский семиолог ждал нас в Афинах. С Массимо Фузилло мы сразу нашли общий язык. Как ученый и критик, Массимо из тех, кто знает свое дело. Он специалист по античной литературе. Массимо редактировал издание «Аргонавтики» Аполлония Родосского, написал несколько книг по истории литературы на такие вечные темы, как, скажем, тема второго «я» героя. Он по-настоящему разбирается в опере, кино, театре. Во время нашей поездки в Грецию я еще не мог этого знать, но Массимо тоже был во всех отношениях посвященным. Сегодня он президент римской ассоциации геев Leather Club — Клуб кожи. Кроме увлечения одеждой из кожи (как следует из названия), клуб предлагает ее вариант (rubber), когда все предметы одежды сделаны неукоснительно из пластика. В клубе, узнаю я на сайте Leather Club di Roma, Массимо выполняет роль мастера, а среди его излюбленных практик значится spanking, т. е. порка. Все эти подробности я привожу не ради удовольствия. Я лишь хочу сказать, что Массимо, наряду с другими людьми, о которых я говорил, включая сюда и Чокнутую, уже успел приобщиться к насилию и в особенности к ритуалам садо-мазо. Все это позволяло ему отчетливо понимать то, о чем писал Пазолини в «Нефти», а заодно и тот жизненный опыт, который подвел П. П. П. к написанию такой книги. Пока же передо мной и Массимо маячила нелегкая задача сопровождать Чокнутую во время поездки. Среди ее многочисленных бзиков числился дикий страх перед самолетом. Побороть его она могла, только заглотив неимоверное количество еды и такое количество успокоительного, которого хватило бы, чтобы уложить целую конюшню. На борту самолета Лаура впадала в этакое полузабытье, прерываемое судорожным вздрагиванием. Она сказала нам, что принимать психотропные препараты ее научил Феликс Гваттари, с которым она познакомилась в доме краснобригадников, бежавших в Париж. Препараты нужно было приглашать в свое тело, как приглашают почетных гостей на торжественный прием. Лаура высоко ценила Гваттари. Они подружились после того, как знаменитый психиатр и философ, написавший вместе с Жилем Делёзом трактат «Анти-Эдип», столкнул ее в бассейн во время летнего праздника в каком-то саду. Из этого следовало, что Чокнутую все-таки можно было столкнуть в бассейн и после этого не только выжить, но и стать ее близким другом! Итак, мы прилетели в Афины. Лаура пребывала в полуобморочном состоянии от бензодиазепинов и плохого пищеварения. Она не могла даже курить и выкрикивать оскорбления в адрес водителя такси. Нам заказали номера в отеле Grande Bretagne, одном из лучших в Афинах, на площади Синтагма. Дни были довольно загруженные: мы участвовали в конференциях, открывали выставку, готовили выступление Лауры. Но и на экскурсии время находилось. Чокнутой очень нравился Массимо. Она непрерывно кокетничала, и это облегчало общую атмосферу. Что касается меня, то, оправившись после самолета, она вступила в одну из самых острых фаз открытой и непримиримой вражды. Лаура жалела, что взяла меня с собой. Когда я дал ей приготовленный для синхронного перевода текст своего выступления о «Нефти», она вернула его весь в помарках, вопросительных знаках, с надорванными страницами. К нашему великому удивлению, как-то днем, когда солнце начинало хорошенько припекать, а это бывает в Афинах уже в начале мая, Чокнутая предложила подняться вместе с ней на Парфенон сразу после сверхсытного обеда в одном из ресторанов Плаки. Мы думали, она грянется оземь после первых пятидесяти метров подъема, но мы ошибались. Загадки человеческого тела: она шагала быстрым шагом, даже как-то проворно, останавливаясь, чтобы шумно перевести дух. Дойдя до вершины, Лаура не захотела следовать за нами в старый музей, где хранились оригиналы Кариатид. Она стала рассматривать афинские крыши. Те простирались от Парфенона во все стороны, насыщая взгляд бесчисленным множеством домишек, окрашенных в нежные тона. Лаура сидела и курила, обратившись к Пирею, поглощенная бог знает какими мрачными мыслями. Во время очередного перерыва в ходе оформления выставки или подготовки к спектаклю мы попросили отвезти нас на мясной рынок. Мысленно я сравнивал это обширное пространство с пещерой циклопа, подсвеченной тусклыми голыми лампочками. И в этот раз Лаура сначала примолкла, затем ушла в себя, в какую-то внутреннюю точку своего уродливого психического панциря. Она застыла перед громадной пирамидой из коровьих сердец. Сердца еще кровоточили, и, казалось, продолжали биться упрямой, отчаянной жизнью.