Читать «Моя война» онлайн - страница 227

Я настаивал, твердя, что документы тоже память, а орден – награда, и моему сыну будет приятно иметь такую память об отце.

Но Нехлюдов отказал.

Второй раз он вызвал меня через несколько дней и попросил оказать ему содействие в вылавливании предателей и власовцев.

Я задумался. Кого Нехлюдов считает предателями? Власовцев? Всех военнопленных? Угнанных в неволю гражданских?

– Кого вы считаете предателями?

– Ну известно кого – власовцев, полицаев, антисоветчиков, которые перешли к немцам или высказывают антисоветские взгляды, недовольство порядком.

– Я не могу полностью согласиться с этим и вынужден отказаться.

– А с чем же ты не согласен?

– Власовцы, полицаи, перебежчики – это предатели, но люди, протестующие против того, как их встретили на родине, и резко высказывающиеся по этому поводу, – не антисоветчики.

– Я с тобой согласен. Так ты, партизан, принимаешь моё предложение?

– Нет. Но если я увижу или узнаю кого-либо из встречавшихся мне предателей, то приду и скажу.

– Согласен. Подпиши документ о неразглашении нашего разговора.

Подписывая, я ещё раз попросил у него документы и орден. К моему удивлению, он сказал:

– Чёрт с тобой, забирай, но не забудь о моей просьбе обменяться часами.

Я промолчал, взял документы и ушёл.

Конечно, я и не подумал кого-либо выискивать, там и без меня нашли какого-то здоровяка-кавказца, служившего палачом в Прибалтике. Если бы я увидел дядю Сашу из лагеря 326, сразу побежал бы к следователю, а вот своего земляка и товарища детских игр и шалостей Сашку-сапожника, бывшего комендантом барака в минском лагере, я бы не выдал.

Разговоры у нас велись всякие: о плохой кормёжке (баланда из воблы), о грубостях следователей и охраны лагеря, об отношении к военнопленным вообще, а вот антисоветских разговоров не припомню. Не могли они быть среди людей, стремившихся на Советскую Родину, которые буквально молились на Сталина. Поэтому всех нас беспокоили детали жизни в лагере, а не сам этот лагерь. Никто не знал, какой режим будет в нашей стране после войны. Нужно признать: послевоенная свобода в западных странах смягчила нас, мы стали демократичнее и с бо́льшим уважением относились друг к другу.

У меня нашёлся земляк, живший до войны у Заставы Ильича. По профессии шофёр, был моложе меня, холостяк. Оставив во Франции любимую женщину, он сильно грустил о ней и мечтал (как и я) привезти её к своим родителям. Чувствуя по обстановке, что мечты его несбыточны, он решил вернуться во Францию. Посоветовался со мной. Я не одобрил его решение и отказался разделить с ним компанию. Его звали Сашей; он всё-таки нашёл двух или трёх единомышленников, и однажды ночью они исчезли. Никто их не хватился – в лагере не было строгого учёта людей, которые прибывали и убывали ежедневно.

Примерно через неделю беглецов привели под конвоем в лагерь. Что с ними случилось? На вторую ночь они забрели в расположение воинской части, там их схватили и отправили в каталажку. Должны были передать трибуналу, но тут подоспела амнистия в честь Победы, и с них сняли обвинения. С Сашей я приехал в Москву, несколько раз мы с ним общались. В лагере я встретил ещё одного земляка. В столице он устроился работать администратором Театра имени Моссовета и снабжал меня контрамарками.