Читать «Останется при мне» онлайн - страница 71
Уоллес Стегнер
И над Салли, впрочем, тоже.
– Серебряная медаль, – повторяет она. – Участвуй двадцать соперниц, я все равно, конечно, финишировала бы последняя. Когда-то я писала работу для мистера Гэйли о первых Истмийских играх. У Павсания сказано, что в беговых состязаниях участвовал римлянин. Плавт, то есть Плоскостопый. Вот кем я себя чувствую.
– Я думал, Плавт писал комедии.
– Плоскостопые разные бывают. – Она шлепает галошей по луже, забрызгивает нас обоих, смеется. – Ведь правда, Чарити прекрасно выглядит? Говорит, почти все время была в сознании. Господи, как же мне не терпится!
– Если ты произведешь на свет нечто вроде Дэвида Хэмилтона Ланга, будет ли это стоить усилий?
– Еще как будет! Ты не согласен, что он красавец? Похож на Сида.
– Мне показалось, он похож на рассерженного сомика.
– Ну как тебе не стыдно! Он милый, волосики такие шелковистые, идеальные крохотные ручонки. Чудо как хорош!
– Я думаю, что угодно, если вынашиваешь это целых девять месяцев, захочется потом признать чудом красоты. Но это дитятко, чтобы стать на что-нибудь по-настоящему похожим, должно будет пожить снаружи, хлебнуть окружающего мира как следует. Наш с тобой вряд ли до тридцати лет будет похож на меня.
– Надеюсь, он никогда не будет похож на тебя, если у тебя такие чувства.
– Надеюсь, он будет похож на тебя. И надеюсь, что это не будет “он”. В любом случае надо вначале его родить. Сосредоточься на ненависти. – Хватаю ее под руку и понуждаю идти быстрее, задавая ритм: – Ненависть-раз, ненависть-два, ненависть-раз, ненависть-два…
Уже через десять шагов у нее начинается одышка, и она замедляет шаги. Говорит:
– Когда он появится, ты потеряешь свою рабочую каморку. Что будешь делать?
– Может быть, приспособлюсь в университетском кабинете.
– Постоянно будут мешать, заходить.
– Запру дверь.
– Но если ты будешь все время сидеть там, я перестану слышать, как ты стучишь по клавишам, точно сумасшедший дятел. Этот звук давал мне успокоение.
– Может быть, поставлю машинку в гостиной. Ведь младенцы, кажется, все время спят? Может быть, нам удастся приучить его засыпать, едва он услышит, как я вставляю в машинку лист бумаги.
Она останавливается.
– Мне, пожалуй, достаточно. Пошли домой.
Повернув, спрашивает:
– Так что все-таки будешь делать?
– Палатку разобью. Или возведу пристройку. Или перейду на сменный график. Что-нибудь придумаю, не волнуйся.
– Жизнь сильно изменится.
– Еще бы! К лучшему изменится. Мы справимся.
Идем по сохнущему тротуару, справа и слева крыши, от которых поднимается пар. В просветах между домами – озеро, оно все еще подо льдом, но лед покрыт талой снеговой кашей. В ней плавают бутылки, обрывки газет – ночью они вмерзнут. Ни буеров, ни любителей покататься на коньках – только предупреждающие знаки там и тут. Через неделю-другую, если сурок знает свое дело, блестящая вода поглотит весь талый снег и мусор, с параличом холодов будет покончено, на клумбах под стенами, смотрящими на юг, начнут появляться крокусы, на лужайках из-под зимней сажи покажется нежная зелень. Я никогда раньше не видел весны в холодных краях, но в книгах про нее читал, я знаю, чего ждать. Я обнял Салли за потолстевшую талию.