Читать «Пушкин – Тайная любовь» онлайн - страница 83

XXXV

Но я плоды моих мечтанийИ гармонических затейЧитаю только старой няне,Подруге юности моей,Да после скучного обедаКо мне забредшего соседа,Поймав нежданно за полу,Душу трагедией в углу,Или (но это кроме шуток),Тоской и рифмами томим,Бродя над озером моим,Пугаю стадо диких уток:Вняв пенью сладкозвучных строф,Они слетают с берегов. (VI, 88)

Душимый в углу пушкинской трагедией сосед – конечно же, единственный достаточно образованный мужчина в михайловско-тригорском окружении Пушкина дерптский студент Алексей Вульф. Очевидно ведь, что точно так же, с учетом особенностей городской среды и общества, Пушкин вел себя и в Петербурге с Царским Селом. Читал написанное он разве что на субботниках у Жуковского да, может быть, перед старшими друзьями-литераторами в гостях у Карамзина.

Исключение среди дам сердца поэта, пожалуй – только Жозефина. Для нее он специально «мастерил» простенькие, понятные ей при ее ограниченных навыках владения русским языком стишки. Как эти, которые ученые датируют периодом с 1817 по апрель 1820 года – слишком уж широко, гораздо позже даты гибели Жозефины осенью 1819 года:

Лила, Лила! я страдаюБезотрадною тоской,Я томлюсь, я умираю,Гасну пламенной душой;Но любовь моя напрасна:Ты смеешься надо мной.Смейся, Лила: ты прекраснаИ бесчувственной красой. (II, 119)

Завоевывать интерес женщин Пушкин с молодости привык одними лишь собственными мужскими достоинствами, особенно – изяществом речи, блеском своего гениального ума. В 1825 году, когда его поэтическая слава окрепла и его творения даже начали приносить кое-какие материальные «дивиденды», ему явно хотелось достойным образом, в своей поэтической манере, напомнить не поверившей в него в 1817 году Бакуниной о себе, взрослом и новом. Став в ее жизни первым мужчиной, он по возможности следил за ее судьбой, чувствовал за нее особую ответственность. И стремился хотя бы по-взрослому повиниться перед ней, получить ее прощение, а с ним, может быть, – и какую-то надежду на будущее.

По воспоминаниям Анны Петровны Керн, во время ее пребывания у тетушки Прасковьи Александровны Осиповой-Вульф летом 1825 года в Тригорском Пушкин читал его обитателям поэму «Цыганы» по своей большой «черной» Масонской тетради с изображениями на полях «ножек и головок». Причем сказал, что принес эту тетрадь специально для Анны. Быть может, надеялся, что она проявит женское любопытство – возьмется ее листать и попытается выспросить, кого он в своих рисунках имеет в виду. А то даже и «случайно» узнает «уходящую девушку», с которой должна была встречаться в своем кругу. Ведь обе они относятся к одному семейному клану: мачеха двоюродного брата Анны Керн Александра Александровича Полторацкого уже упомянутая Татьяна Михайловна Полторацкая (урожденная Бакунина) приходится двоюродной теткой «уходящей девушке» пушкинских рукописей Екатерине Павловне Бакуниной. И это узнавание, планировал Пушкин, послужит началом его разговора с Анной о важной для него услуге.