Читать «Пушкин – Тайная любовь» онлайн - страница 78

Людмила Сидорова

Надеждой сладостной младенчески дыша,Когда бы верил я, что некогда душа,От тленья убежав, уносит мысли вечны,И память, и любовь в пучины бесконечны, —Клянусь! давно бы я оставил этот мир:Я сокрушил бы жизнь, уродливый кумир,И улетел в страну свободы, наслаждений,В страну, где смерти нет, где нет предрассуждений,Где мысль одна плывет в небесной чистоте…Но тщетно предаюсь обманчивой мечте;Мой ум упорствует, надежду презирает…Ничтожество меня за гробом ожидает…Как, ничего! Ни мысль, ни первая любовь!Мне страшно!… И на жизнь гляжу печален вновь,И долго жить хочу, чтоб долго образ милыйТаился и пылал в душе моей унылой. (II, 295)

Хорошо просматривается и конкретная связь первой главы романа «Евгений Онегин» с печатавшимся в одной книжке с ним «РАЗГОВОРОМ КНИГОПРОДАВЦА С ПОЭТОМ», датирующимся, согласно помете на перебеленном автографе, 26 сентября 1824 года. В литературоведении принято обращать внимание только на первую тему этого стихотворения: «Не продается вдохновенье, // Но можно рукопись продать». Однако для автора еще более важна подробно выписанная вторая часть импровизированного диалога – тема женщин: «идолов», которых он по прошествии времени стыдится, и единственной – по-прежнему любимой, но так и не полюбившей его самого:

Книгопродавец.Люблю ваш гнев. Таков поэт!Причины ваших огорченийМне знать нельзя; но исключенийДля милых дам ужели нет?Ужели ни одна не стоитНи вдохновенья, ни страстей,И ваших песен не присвоитВсесильной красоте своей?Молчите вы?Поэт.Зачем поэтуТревожить сердца тяжкой сон?Бесплодно память мучит он.И что ж? какое дело свету?Я всем чужой!….. душа мояХранит ли образ незабвенный?Любви блаженство знал ли я?Тоскою ль долгой изнуренный,Таил я слезы в тишине?Где та была, которой очи,Как небо, улыбались мне?Вся жизнь, одна ли, две ли ночи?…И что ж? Докучный стон любви,Слова покажутся моиБезумца диким лепетаньем.Там сердце их поймет одно,И то с печальным содроганьем:Судьбою так уж решено.Ах, мысль о той души завялойМогла бы юность оживитьИ сны поэзии бывалойТолпою снова возмутить!...Она одна бы разумелаСтихи неясные мои;Одна бы в сердце пламенелаЛампадой чистою любви!Увы, напрасные желанья!Она отвергла заклинанья,Мольбы, тоску души моей:Земных восторгов излиянья,Как божеству, не нужно ей!… (II, 328)

Опасаясь скомпрометировать прототип этого своего стихотворения, Пушкин, по его словам, перед печатью собирался выкинуть из текста стих «Вся жизнь, одна ли, две ли ночи», но потом все же его оставил («Надо выкинуть, да жаль, хорош…»). (XIII, 126–127) А чем именно хорош? Разве что его собственным ярким воспоминанием. И, конечно же, возможностью напомнить о единственной их общей царскосельской ночи своей девушке Екатерине Бакуниной.

В том же самом письме к брату из Михайловского от 4 декабря 1824 года поэт высказывает странную на первый взгляд просьбу: «…Нельзя ли еще под «Разговором» поставить число 1823 год?» Это – его попытка исключить из ряда пассий, вокруг которых, как он понимает, будут роиться читательские догадки, на тот момент хотя бы последнюю – Елизавету Ксаверьевну Воронцову. К чему компрометировать супругу своего недавнего начальника перед мужем и светом? Стихи ведь – не о ней.