Читать «Век коммунизма?» онлайн - страница 4

Чтобы довести до конца аналогию между парижской и петроградской революциями, отметим, что, в противоположность мнениям, разделяемым радикальным коммунизмом, в повороте 1929 года - сталинской «революции сверху» - ничего «термидоровского», никакого ослабления революционного духа не было. Был же, наоборот, всплеск этого духа и одновременная его метаморфоза, возврат к атмосфере гражданской войны и военного коммунизма, преступный экстремизм в отношении ненавистных революционерам самостоятельных крестьян-хозяев. Это произошло, когда возможности и варианты большевистском «старой гвардии» исчерпали себя и революция оказалась в тупике, из которого выйти можно было только ценой отступления, что ставило под удар власть коммунистов и вело к кризису их идеологии, или же путем прорыва в двух альтернативных направлениях: мифа мировой революции и демагогии социализма в одной стране, в рамках ожесточенной борьбы за власть и за самое сохранение коммунистической власти, что стало главной целью сразу же после ее захвата в октябре 1917 года. И если верх взяла вторая альтернатива, это произошло не только вследствие преступного коварства Сталина или его тактической ловкости, а потому, что на его стороне была логика системы, так как на него работала наклонная плоскость, на которой революция оказалась с самого начала: Сталин всего лишь довел до крайности то, что в «октябрьской революции» содержалось в зародыше. Он вытолкнул ее из тупика, куда она загнала себя в конце 20-х годов, направив при этом на другой тупиковый путь, который, сопровождаясь успехами и провалами, привел к падению режима в 1991 году. Это и было настоящим Термидором.

Бесплодно и обманчиво играть в «альтернативизм», спрашивая, не пошло ли бы все по-другому, если бы бухаринский «хороший» коммунизм взял верх над сталинским. Гадать можно и относительно других ситуаций, например: а вдруг, если бы Ленин не вернулся в Россию в знаменитом «пломбированном вагоне», в 1917 году победил бы «хороший» социализм, или, в случае не такой преждевременной смерти Ленина, коммунизм оказался бы не таким «плохим»? Все игры воображения почти или совсем ничего не дают для понимания того, почему из многих возможностей осуществилась лишь одна-единственная.