Читать «Дьюри, или Когда арба перевернется» онлайн - страница 25

Нодар Хатиашвили

Первые несколько дней полностью уничтожили мои грёзы о школе. Первым ударом было то, что меня посадили не в мой класс, а на год младше, ведь я в Будапеште не ходила в школу. Мои классные товарищи не упустили случая отомстить мне за моё превосходство над ними, пусть даже краткосрочное и мнимое. И потянулись мои мучительные дни в школе, и если бы не мир в доме я, наверное, сошла бы с ума. Мама ждала ребёнка, и всё время вязала, шила и готовилась к его появлению, папа крутился вокруг неё, я осталась предоставленной самой себе. Вскоре родилась Габи, и все завертелись вокруг неё, правда, длилось недолго, около шести месяцев, пока у Ицы было молоко. Как только Ица перестала кормить грудью, постепенно весь уход за Габи свалился на меня. Ицу как будто подменили. Дом, дети, муж перестали её интересовать. Её редко можно застать дома в середине дня. Она всегда говорила, что она была у подруг, но иногда, возвращаясь из школы, я её видела с незнакомыми мужчинами. Первый раз, когда мы встретились, я хотела броситься к ней, но, увидев её холодный взгляд, пробежала мимо, не сказав ни единого слова, сделав вид, что я с ней даже не знакома. Вечером, когда она пришла домой, от неё пахло вином, но она даже не заговорила со мной. Когда я видела её в компании, то отворачивалась и шла в противоположную сторону, хотя каждый раз после такой встречи, придя домой и увидев неубранную квартиру или маленькую Габи, ругала себя за трусость, нерешительность, что не подошла к ней и не напомнила своей матери в присутствии её ухажёров, что у неё есть дети и обязанности перед ними.

Когда мне дома приходилось делать всё за неё, во мне появлялось желание всё ей высказать, но при встрече с ней я терялась, во мне исчезала обида, злоба, я готова была делать всё за неё, но только не говорить с ней об этом. Не знаю, кого я больше жалела, её или себя. Когда она появлялась дома, она была такой вялой, такой обессиленной, что, казалось, она вот-вот упадёт. В таком состоянии и враг бы не заставил её работать, не то, что я. Порой мне кажется, что она актриса. Когда ей не хочется что-либо делать, к примеру, убирать, она еле движется, у неё нет сил, даже говорить, но стоит прийти знакомым, она сразу оживает. Она говорит без умолку, порхает по квартире, готова накормить, угостить хоть целую роту. Тогда я ей не нужна, ни как помощница, ни как дочь. Она готова от меня отречься. Но почему? Вместо благодарности. Ведь по дому всё делаю я, вместо неё, даже стираю для Габи столько, что трескается кожа на руках. Она нежная, мягкая, порхающая, но будь хоть за это благодарна и не отпихивай меня».

От нахлынувших чувств Дьюри перестал читать. Его поразило, как его дочь так точно передала и его состояние.

– Милая моя девочка, и я при виде её в компании делал вид, что не видел её, и я часто злился и готов был растерзать её, но при встрече с ней язык не поворачивался что-либо сказать. До этой минуты я презирал себя за трусость, а теперь вижу, что не в трусости дело, дело совсем в другом. Мы с тобой не могли поднять руку на красоту, втоптать её в грязь. Если бы я это раньше понял, – с грустью подумал Дьюри и вспомнил пословицу: