Читать «Дьюри, или Когда арба перевернется» онлайн - страница 27

Гладя Цилике, Дьюри постепенно успокаивался, однако горький осадок от прочитанного, не проходил. Цилике, свернувшись в клубок, прекрасно устроилась у него на коленях, а Дьюри, гладя её по шерсти, жаловался ей:

– Ну что, старушка, никому мы с тобой больше не нужны. Недаром говорят: «Старость не радость». А что нам делать, если мы ещё живём, а мышей уже ловить не можем? Ты уже спишь? Ну, спи, а я ещё немного почитаю, узнаю, что дочь думает о нас, да и о ней самой, может быть, узнаю больше. – Вдруг эта мысль буквально кольнула его. Он даже вздрогнул. Цилике пошевелила ухом, как будто отгоняла назойливую муху и, устроившись удобнее, продолжила смотреть сон.

– Бедная моя девочка, а что я знаю о тебе? – подумал Дьюри. – Ещё меньше, чем ты о нас. А почему? Ведь ты единственная по-настоящему моя, от любимой жены, любимая дочь, на плечи которой мы взвалили непосильный труд, от воспитания детей до…. Даже не знаю, что назвать, чего бы ты ни делала. Другой бы носил тебя на руках, а я ничего не знаю о тебе, кроме того, как ты готовишь, как убираешь, как стираешь, как гладишь, как… ещё тысячу раз «как», но всё по дому или по разным школьным делам. И когда ты всему этому научилась? Не знаю. А ещё что самое поразительное, как ты успеваешь всё делать? Молодость. Конечно, легко объяснить молодостью, но я и тогда бы не смог столько сделать. Я просто бы околел. Вот и всё! А ты, бедная, безропотно делаешь, – искренно пожалев Чиллу, Дьюри снова начал читать её записи:

«…Я забыла, что Ица писала дневник, а то прочла бы его, но сейчас, когда вспомнила, мне просто необходим он, к сожалению нигде не могу найти его. Отец говорит, что не помнит, куда его дел, якобы и его интересует Ицын дневник, хочет дочитать, но не помнит, куда он его тогда положил, в то ужасное время, когда её хоронили. Если отец не оставил его где-нибудь вне дома, то рано или поздно я его найду. Однажды, когда я вернулась из школы, качалка на веранде, где обычно сидела мама, была пустой. День стоял прекрасный. Солнце светило ярко, но не пекло так, как летом. Мне так захотелось посидеть в качалке, что, несмотря на кучу неотложных дел по дому, я плюхнулась в неё и закрыла глаза. Какое оказывается блаженство в ней сидеть. Если бы я могла плюнуть на всех, то, наверное, могла бы просидеть в ней до захода солнца. „Какая Ица счастливая, – подумалось мне, – она может себе это позволить. И какая Я несчастная, что не могу“. Долго мне, конечно, не суждено было посидеть в качалке. Бой часов возвестил о том, что надо кормить Габи. Ица пришла под вечер навеселе и сразу легла спать. Отец пришёл чуть позже с цветами и страшно забеспокоился, что не застал Ицу в качалке. Он почему-то думал, что ей вдруг стало плохо. Я его успокоила и уверила, с трудом сдерживая свою злость и на него, и на неё, уж кому-кому, а ей сейчас очень хорошо. Он успокоился, и, погладив меня по голове, пошёл к ней в спальню… А я готова была кричать от несправедливости мира. С тем, что Ица меня не любит, я смирилась. Ведь она, кроме себя, никого не любила, но то, что и отец…. Это выдержать было труднее, ведь он любит её, иначе он бы её давно прогнал, недаром говорят, что любовь слепа! Раз так, значит, сердце у него открыто для любви, но почему оно закрыто для меня? Как бы мне хотелось это понять!