Читать «Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания» онлайн - страница 150

– В жизни все – как в отхожем месте: не важно, с чем ты пришел, важно, что ты после себя оставил. В Лондоне, Женеве, Мадриде и Париже я был чертову тучу раз. Но городов не помню. Хоть святых выноси! Зато помню, где что пил и чем похмелялся: ведь главное – не то, что в себя вливаешь, а то, чем приводишь себя на следующий день в относительный порядок.

В Каире я похмелялся излюбленным коктейлем российских туристов «Страдающий ублюдок»: надо смешать по две столовые ложки бренди, джина и сока лимона, добавить по вкусу лимонад и свежую мяту. Лед класть необязательно. Пить лучше молча.

А в Венеции я узнал чудный эликсир бодрости для потомственных аристократов под тонким названием «Промывка для больного поросенка»: надо не полениться смешать белое сухое вино с лимонным сиропом и минеральной водой. Сперва я потреблял этот дивный нектар в натуральном виде. Влил в себя литра два – не помогло. Тогда взял и укрепил слишком деликатный напиток замороженной водкой в пропорции пол-литра на литр – и сразу оттяжка пошла!

В Берлине немец-меннонит из Казахстана научил меня лечиться с бодуна коктейлем под красноречивым названием «Шерстинки того самого пса»: полстакана любого крепкого напитка плюс щепотка перца, ложка сливок и ложка меда. Пить залпом и стараться не смотреть на солнце.

Но изысканнее всего наш брат похмеляется во Франции, «Между двух простыней»: старательно взбитая в шейкере смесь бренди с лимонным соком и мелкими кубиками льда. Если не забирает, добавьте две ложки рома…

Леха мечтательно зажмурился, предавшись воспоминаниям. Самая сладкая из ностальгий – ностальгия по выпитому. Он затянулся сигаркой, пахнущей мокрой кошкой на горячей батарее, и мигом вернулся к реалиям:

– Как высаживаюсь в аэропорту или на вокзале, сразу хватаю тачку с шофером – и айда в гостиницу! А там, как понимаешь, сперва – минибар, потом – просто бар… И наконец: перебор! Что дальше, помню смутно: перехожу на свободное планирование и думать не успеваю. Ем мало. Только замечаю по мере выпитого, что в ресторане или порции становятся меньше, или зал раздвигается. Другой, шкет какой-нибудь, при таком раскладе в туалет ползет, как под пулями, а я иду к бару за добавкой гордо и прямо, как орденоносец, даже моргать забываю. Впрочем, никому, кроме меня, это не ведомо… Из-за такого специфического момента то тут, то там возникают деликатные ситуации. Кто-то в баре или ресторане взглянет на меня косо или там слово зайдет за слово, а я уже бью – или сразу в торец, или в глаз, как в бубен. Короче: рублю без казацкой шашки, но – в капусту!

Леха показал мне свой тугой кулачок. Он был похож на тяжелую гирьку, накрепко привязанную к жилистой руке-веревке. Такой созданный самой природой кистень венчали широченные плечи, которыми Леха грозно пошевелил, словно оживляя в памяти детали былых международных ристалищ.

– Сколько раз менты меня только не вязали! И в Мадриде, и в Лондоне, и в Женеве… То нары, то Канары!.. А все не из-за того, что я на пьяного похож. Нет, вяжут меня за принципиальность характера. Обычно просыпаюсь наутро в «обезьяннике», а мне из-за решетки дежурный мусор рукой помахивает: «Ступай на дачу показаний!» Меня допрашивают – я по-английски чуток балакаю, – а я из того, что мне в вину вменяют, ровным счетом ничего не признаю. Не потому, что в отказку иду а просто не помню! «Вы были в трезвом состоянии», – мне говорят. «Вы были неадекватны», – мне говорят… Слово-то какое придумали! Да как мне быть «адекватным», если я третьи сутки «дурную воду» глушу: начал с виски, потом перешел на джин без тоника, не говоря уже о водке с шампанским, коньяке с пивом и текиле с портвейном…