Читать «Белорусы: нация Пограничья» онлайн - страница 146

Люди не особенно церемонились с эпитетами, когда разговор заходил о «своих» партизанах: бандыты, тарбэшнікі, бобікі, хулюганы. Главным критерием оценки было отношение партизан к местному населению. Респонденты отмечали, что одни партизаны (справядлівыя) просили помочь продуктами, а другие (хулюганы, бобікі) — сами забирали:

— А тады прійдуць жа этыя, парцізаны [...] Як справядлівыя, так ціхенька стукаюць, як хулюганы [...] как дадуць у дзьверы, i завесы вывалюцца. Яны ж, парцізаны, абманіюць, усе обманам i жывуць [...] Етыя ціхенька пастукаюць, папросюцьхлеба,малака папросюць [...]Імадцыдзіш, дасі, а я ўжо была тама замужам, дык, у старіка мёд быў, a людзі падказалі [...] Дак яны папрасілі, ён вынёс ім. А хулюганы этыяў вокны дзагаюць: «Давай мёду» іўсё (жительница д. Абраимовка, 1915 г.р., B04M.Abr.NJT/Ns.OS.);

— Калі б партызаны харошыя былі, сваіх бы людзей не пайшлі грабіць (АС.2004);

— Парцізаны толькі людзям врэд дзелалі. Ходзяць, забіраюць последнее. Шапкіякія надзець, хлеб, скаціну. Парцізаны не дай Богу нас былі! (АС.2004);

— Можа, партызаны дзе i былі харошыя, а тут, у Машкове, — не было (АС.2004).

— Мы ix (партизан. — А.С.) звалі тарбэшнікі. Патаму, што былі парцізаны харошыя, a былі такія, што пашлі ў лес сем'ямі i тады абіралі этых людзей (жительница д. Маслаки, 1931 г.р., B04M.KKW/AS).

Жители деревни Маслаки категорически отвергли информацию местного музея о разгроме партизанами немецкого гарнизона. В соответствии с их воспоминаниями партизаны вошли в деревню после отступления немцев и стали мстить тем, кто сотрудничал с оккупантами. Так, были застрелены староста и переводчик из комендатуры, дьяк и дьячиха. Жители были вынуждены обратиться к офицеру Красной Армии, который, по их словам, остановил самосуд.

Следует признать, что местоимение «наши» вообще не употреблялось в отношении партизан. Люди не смогли простить насильственных действий в отношении жителей деревни:

— Мы каліў кусках (на заработках, — А.С.) былі, ляжым на печы, заходзіць адзін, здявай, кажыць, шубу. Запытаў, хто мы адкуль, атрымалася знаёмыя. Дык ён кажыць, чаго ляжыш, пайшлі ў лес, там будзе i што есці i што адзець. А так шубу здзелі i пашлі. Во якія партызаны етыя. Партызаны былі адзетыя, аружонныя, а етыя — есць нечаго, яны ў лес ідуць, а тады па дзяреўні ходзюць [...] Етыя што з дзяреўні пашлі, дык якія ета партызаны [...] Дзе мы ў бежанцах былі, там былі ў Западней, дзяреўня Косіна. Во тама страха было. За Мінскам недзе. Дзяреўні гарелі кругом. Днём немцы, паліцаі, а ноччы парцізаны [...] Бо прыходзюць, ды давайцяхлебіяшчо што. Мацярі, як далі сюда прікладам (жительница д. Костюшково, 1925 г.р., B04M.Kas. KFR/PK.NP).

На вопрос, почему она сама не пошла в партизаны, прозвучал красноречивый ответ: «Я што зарабіла, то i з'ем. Чужога хлеба не ела. Якая ж з мяне партызанка?!» (АС.2004).

Очень часто сельчанам было сложно отличить партизан от бандитов. Как повторяли в д. Машково: лес — бес, хто ix разбярэ, усякія хадзілі (АС.2004). Кроме того, в ответах чувствовался своеобразный крестьянский менталитет с распространенной нормой: Мая хата з краю... Часто встречалось мнение, что ў партизаны i паліцаі разумныя не пайшлі (АС.2004). Люди говорили также об отсутствии помощи со стороны партизан. Один из респондентов на вопрос, помогали ли вам партизаны, ответил: «На што мы ім? Абуза!» (АС.2004).