Читать «Бульварный роман. Исповедь алкоголика (сборник)» онлайн - страница 60

Вячеслав Ладогин

13(7)

Оль, это был лишь воздуха кусок,Отрезанный от ветра тонким слоемИ ставший пленкой. Треск. ПрожекторокВ который раз знакомит нас с героем.Киномеханик пьяный – это я.Взлетает луч. Летят кубанки роем,Но что это в углу? Мечта твояСмущаяся стоит пред аналоем.Из полотна выходит черный ус,Как в ледяной бутылке спирт с морозаТы любишь, Оля, я почти клянусь,Ты любишь председателя колхоза.Не твой ли голос в темноте раздался:Каким ты был, таким ты и остался.

13(8)

Каким ты был, таким ты и остался.Граненый дух высокого стеклаТобою Один в тучах наслаждалсяЕкатерина из тебя пила.И вдруг ты в голове моей раздалсяАлмазом, хрусталем, и сжег дотлаРеальность. Пепел смыслом наполнялся,И пепельница серым расцвела.Вселенским бархатом. Душевный прочерк —Окурок на один еще глоточекЛежит здесь мал, и дым его иссяк —А в прошлом дымопада ткань светла.Полна кружев. Спит вдоль души летяТень от степного серого орла.

13(9)

Тень от степного серого орла.Накрыла Русь и спела непогодкуПротяжным ветром впереди стеклаУАЗика, рычащего на горкуПыль белая, быть может ты золаБыть может жизнь дана была на водкуБыть может жечь сердца людей былаОшибка? Помолчать потупясь кротко,И дать воды в пустыне. Говорят,Самаритянин был не человеком,А псом среди людей, так что ж он гадИн вышел лучше всех. А был узбеком,Братком. Черта души сквозно – едина —Или отца, что на челе у сына.

13(10)

Или отца, что на челе у сына.Печатью лег – забыты письменаИ больше не читается морщинаЧто смыслом, как испариной полнаС утра. Руки растресканная глинаВпитала влагу, хочется винаИ слышится толчок адреналинаОт мысли о спиртном. И тишина.Вот ненависть какая. Вот какаяЖизнь не читается, вишь картридж пустВыходит не дыхание из уст,А тонкая лучина, догораяИ вновь к стихам сиреневая мглаПрозрачностью раздумий прилегла.

13(11)

Прозрачностью раздумий прилегла.К России Азия, прищурив очиИ рассказала сказку, как могла,И дожила до следующей ночи.Луна, почистив небо как метла,Стоит в углу. Вид тусклый, нерабочийДа, скифы мы. Да, нету ни колаОдна стрела и много многоточий…И двоеточий нежные глазаИ скобок рты на наших мониторахИ по ковру бегущей мыши шорох.И чистая мерцает бирюзаЛелея грудь утеса-исполинаПод озорной напев «Москвы-Пекина».

13(12)

Под озорной напев «Москвы-Пекина».Ты, Оля, – Оля – цетворяешь стройный рядДевиц, застывших в ожиданье гимна,Чтоб в космос алый вынести плакат,На коем добрый и родной мужчина,Которого не все боготворят.Но, Оля-гархи – в ползунках все спятЕще – им есть лишь писаться причинаА ты уже идешь, сто сотней ног,Тебя – вся площадь – все полно тобоюВсё в платьях ситцевых, всё белокуроНО тсс, переглянулись два авгура.Онегин с Пушкиным. Вот и эти двоеГородовой японский или бог.