Читать «Пять веков британского поэтического портрета» онлайн - страница 2

Альфред Теннисон

Наконец, мы не смогли обойти вниманием жанр сатирического портрета, который тоже присутствовал в британской поэзии на протяжении всех этих столетий. Спектр этого раздела широк: от карикатурного, но сочувственного портрета земледельца в исполнении Джорджа Гаскойна через немного обидный обобщенный портрет бывших возлюбленных, принадлежащий перу известного поэта и романиста викторианской эпохи Томаса Гарди, до семейного портрета, сочиненного корнуольским поэтом Чарльзом Косли, который традиционно считается детским поэтом, однако сам он не проводил жесткой границы между стихами для взрослых и детскими стихами и к тому же известен как один из наиболее виртуозных версификаторов в британской поэзии ХХ века.

Автор и руководитель проекта — культуролог, переводчик, куратор международных проектов в области культуры А. Г. Генина. Все примечания к стихотворениям выполнены переводчиками.

Мария Фаликман

Автопортрет

Джордж Гаскойн (1535–1577)

"Блаженствую средь бездны бед…"

Блаженствую средь бездны бед, Вздымаюсь ввысь, срываюсь в ад, Спешу за радостью вослед, Безмолвной мукою объят, — Так я живу, так я люблю: Горячку редкостную длю. Развеселюсь ли не шутя, Шучу ли над собой самим, То я доверчив, как дитя, То подозреньями томим, Желаньем вечным обуян, Сыт голодом и жаждой пьян! Моим причудам нет числа, Корить же хворого — грешно; Порой мне радость не мила, Раз ей продлиться не дано, А горечь — сердце веселит Тем, что надежду мне сулит. Как жаворонок, отряхнув Сон тягостный среди ветвей, С рассветом раскрывает клюв Для песни радостной своей — Так я пою во мгле невзгод И верю: скоро рассветет. Но бедной Филомелы трель Разносится над царством сна: Ее полночная свирель Печали сладостной полна; Не так ли я тебе пою, Пока тоску не изолью? Прощай, красавица моя, Да будет радостен твой путь. Веселым представлялся я, Но смерть близка — не обессудь! Меня уморит мысль одна: Вдруг нам разлука суждена?

Колыбельная

Малютке напевает мать Над люлькой баюшки-баю, Пришла пора и мне начать Песнь колыбельную мою. Младенцев к ночи сон берет — Ну что ж, настал и мой черед Двух-трех проказливых птенцов Угомонить в конце концов. Спи, молодость моя, усни, Тебе пою я баю-бай, Погожие промчались дни, Забудь о них и засыпай. Давно пора тебе ко сну: Уже ни дрожь, ни седину С тобою нам не одолеть! В ночной тиши покойся впредь. Глаза, усните-ка и вы: Ваш детский блеск давно погас, Взгляните в зеркало: увы, Морщины окружают вас. Бай-бай! уймитесь, шалуны, Пора уже смотреть вам сны. Пусть юных дев манящий вид От спячки вас не пробудит. И ты, мой своевольный дух, Спи сладко, баюшки-баю, К твоим причудам нынче глух, Лишь здравый смысл я признаю. Бай-бай! усни, мучитель мой, Пора безумцу на покой, А за тобой — таков закон — И тело погрузится в сон. Угомонись и ты, хвастун, Уймись, мой Робин, баю-бай! Послушай, ты уже не юн, И даром нос не задирай. Пускай тугие кошельки Разбрасывают медяки, А мы с тобой теперь бедны, Нам остаются только сны… Итак, пришла пора уснуть Вам, юный взор, и дух, и пыл! Разлуку с вами оттянуть И рад бы я, да нету сил, Уходит радость навсегда, И наступают холода. Припомните в ином краю Песнь колыбельную мою.