Читать «Родная старина Книга 2 Отечественная история с XIV по XVI столетие» онлайн - страница 166

После митрополитов Макария и Афанасия, которые очень смиренно держали себя перед царем и только изредка осмеливались «печаловаться» об опальных, то есть просить царя о милосердии к ним, по воле царя в митрополиты был избран Филипп.

Он происходил из знатного боярского рода Колычевых. В малолетство Ивана Васильевича его взяли ко двору, но был он здесь недолго и тридцати лет удалился в Соловецкую обитель (на Белом море) и там постригся. Лет через десять возвели его в сан игумена. Филипп сделал для обители очень много и своими средствами, и распорядительностью: монастырь при нем достиг цветущего состояния; он соорудил две каменные церкви, кельи, больницы, осушил болота, устроил каналы, дороги и прочее. Молва о деятельном игумене самого отдаленного северного монастыря широко распространялась между православным людом. По делам монастыря Филипп посетил Москву в лучшую пору царствования Ивана Васильевича и понравился ему.

Когда царь вспомнил о Филиппе и предложил его в митрополиты, то все духовные и бояре сказали, что трудно было бы и найти более достойного пастыря церкви, чем он.

По царскому приказу он прибыл в Москву. Царь принял его очень милостиво, с большой честью пригласил к своему столу, но когда предложил ему принять сан митрополита, он отказался и смиренно просил отпустить его в Соловки. Царь настаивал. Тогда Филипп смело сказал: — Я повинуюсь твоей воле, но отмени опричнину: иначе быть мне митрополитом невозможно!

Государь разгневался. Казалось, дело не сладится, но епископы умоляли, с одной стороны, царя не гневаться, а с другой — Филиппа согласиться. Филипп уступил усиленным просьбам и даже согласился дать письменное обещание не вмешиваться ни в опричнину, ни в обиход царской домашней жизни. Верно, он надеялся, что и при этих уступках ему удастся много принести пользы родной земле. 25 июля 1566 года торжественно в Успенском соборе в присутствии царя совершилось поставление Филиппа в митрополиты.

На некоторое время наступила тишина; царь, казалось, воздерживался от жестокости; но это было лишь временным роздыхом… Опричники, посылаемые царем в Москву разведывать и наблюдать, нет ли измены, доносили ему, что их все избегают, словно язвы, что всюду, даже на улицах, умолкает разговор, лишь только завидят опричника. Опричников, разумеется, все и боялись, и ненавидели, как доносчиков, готовых лгать и клеветать, и как палачей, обагренных кровью сотен невинных жертв. Нетрудно это было бы понять и царю, но ему чудились всюду крамолы и измены, и в этом случае ему казалось, что в Москве готовится большой заговор… В это время князьям Вельскому, Мстиславскому, Воротынскому и Челяднину были присланы от польского короля и литовского гетмана призывные грамоты с приглашением перейти на сторону короля. Бояре предъявили эти грамоты царю и отвечали королю бранью и насмешками. Очень вероятно, что сам царь указал, как им ответить. (Быть может, и самые призывные грамоты были придуманы по его приказу, чтобы испытать верность бояр.) По этому поводу начались новые розыски. Первым трем боярам удалось на этот раз счастливо отделаться, но старик Челяднин пострадал. Царь особенно недолюбливал его, и на него было возведено между прочим нелепое обвинение, будто он хотел свергнуть царя с престола и сам сделаться царем. Есть известие, будто царь призвал Челяднина и в присутствии всего двора облачил его в царскую одежду и посадил на трон; затем, сняв шапку, низко и почтительно поклонился ему и торжественно произнес: — Здрав буди, великий царь земли Русской! Теперь ты принял от меня честь, какой искал! Но я имею власть сделать тебя царем, могу и низвергнуть тебя с престола! — и с этими словами вонзил нож в сердце несчастного старика.