Читать «Осень без любви» онлайн - страница 145

— Ее Елизаветой Мартыновной зовут, — попытался сгладить недоразумение Широкин. — Она тоже на рыбозаводе работает.

— Мартыновна, значит, — медленно начал Половников. — Вот закавыка какая получается-то. Отца Мартыном, значит, звали, ну деревенское, мужицкое имя. Хлебопашец, поди? А дочка-то. — Иван Карпович многозначительно кивнул на стол, на бутылки.

Молодая женщина утомленно, с королевской гордостью и снисходительностью усмехнулась. Она так и не взглянула на председателя. Потом оказала:

— В жизни каждому свое место отведено. Протестовать против этого нет смысла. Что природой дадено, тем и живи. Академики, председатели да артисты из нас не получились и не получатся. Собственно, мы и не в обиде. А если вы намекаете насчет того, что мы пьем за счет Демьяна Касьяновича, так это зря. Заработаем — мы его будем поить.

— Об чем ты, мамочка! — Широкин развел руками. — Люди мы теперь свои.

— При желании человек все может, может подняться высоко, может и упасть низко. Человек сам себе философию находит, — пробубнил Половников.

— Это мы давно слышали, этим по горло сыты и это нам давно-предавно надоело, — сказала Елизавета Мартыновна и беспокойно забарабанила тонкими пальцами по столу.

— Человек-то для того и живет, чтобы через надоедливость к высокой ответственности в своей жизни прийти, к ответственности за труд и за все содеянное для людей, — гнул свою линию председатель.

— Вам прямо только по радио и выступать, — неожиданно встряла в разговор Маша. — Как это скучно! — сюсюкнула она.

— Машута права. Человек должен без всяких огорчений жить, вольно, без хомута, — изрекла Елизавета Мартыновна. — Еще в древней Греции ради наслаждения жили.

— Вы что не советскую школу, что ли, кончали? Другие-то в работе радость видят, а вы? — Иван Карпович попытался разубедить всех.

— Ты это зазря все, — сказал Демьян Широкин. — Кого переубеждать-то взялся? Мы все на одной телеге сидим, куда она нас привезет, то и будет. А работать, мы работали, как все. Теперь вот отдыхаем.

Половников все-таки не мог уняться, хотя и понимал, что бесполезны его увещевания. Коньяк, что ли, разжег? Когда он опять заговорил о том, что человек должен правильно, со всей ответственностью подходить к своей жизни, Елизавета Мартыновна поднялась из-за стола и, гордо, величественно ступая, направилась в другую комнату, не проронив ни слова, так и не взглянув на председателя. Широкин на цыпочках проворно юркнул за ней. Его не было минут пять, потом он появился розовый, улыбающийся.

— Мамка хочет шампанского, — торжественно изрек он.

— И я хочу, и я хочу! — захлопала в ладоши Маша.

— Вы тут малость посидите, — Широкин надел плащ, нахлобучил на голову серую шляпу. — Я мигом.

— Ты подожди, вместе пойдем. — Половников грузно поднялся и тоже стал одеваться.

— Папочка, папочка, ты помни, что ты нас любишь, — защебетала Маша. Она таращила глаза, выпячивала губы — играла семилетнюю девочку. — И купи мне шоколадку. Я очень шоколадку хочу.