Читать «В стране моего детства» онлайн - страница 65

Александру Петровичу тоже пришлось приноровиться к обстоятельствам, теперь он сидел скромным бухгалтером в промышленном банке, через который когда-то его отец вершил свои коммерческие дела. Красивый, как и смолоду, с благородной сединой на висках он как-то потух и оживлялся только тогда, когда речь заходила о его новом увлечении – садоводстве. На небольшом участке земли за городом, где горожанам отводилась земля под огороды, он предпочел не сажать картошку, а заложил сад. Росли в саду даже яблони, что для Урала тех лет было в диковинку. А кусты малины и смородины урожайных сортов давали чуть ли не по ведру ягод с куста. Тетя Тася пудами варила летом варенье. Валентина равнодушно относилась к увлечению мужа: «Чем бы дитя ни тешилось…» Но порою ее раздражали вечные разговоры мужа о химикалиях, о садовом инвентаре и о прочих проблемах, волнующих садоводов. Раздражали и погрубевшие, почерневшие руки мужа, с черной каймой под ногтями, которые на белоснежной скатерти во время ужина казались ей особенно неприятными.

Сама Валентина берегла себя, холила. Однажды я была с нею в бане и подивилась тому, как хорошо она сохранилась. В свете маленькой коптилки, мерцавшей на окне, она сидела розовая на полке и закинутыми вверх руками отжимала волосы, напоминая мне «Вирсавию» с картины Брюллова.

Как-то я зашла к тете Тасе и еще из прихожей услышала, доносившиеся из спальни, глухие мужские рыданья. Тетя Тася испуганно выдворила меня за дверь и лишь на лестничной клетке доверительно прошептала:

– Шурка плачет… Прочитал Валькино письмо… Ребенка она ждет, только не от Шурки, а от другого. Переводят того на новое место, она и прощается с ним, пишет, что любит…

Я стояла ошеломленная, так неожиданно, более того, невероятно казалось мне случившееся.

– Только ты никому, ни-ни, даже своему не проговорись… Шурке-то ведь чего обидно? Сколько лет не было от него ребенка, а тут на тебе, от чужого понесла… И чего она, дура, письмо-то в сумке оставила! А он полез за мелочью на папиросы, да на письмо-то и наткнулся. Ох, что теперь будет? – махнув рукой, тетя Тася юркнула в дверь и плотно закрыла ее за собой.

Только месяц спустя я осмелилась зайти к тете Тасе. Да, собственно, она сама зазвала меня, увидев из окна:

– Нина-а! Иди чайку выпей! Никого нет дома, я одна…

Она и раньше частенько нас с мужем зазывала к себе, зная, что в студенческой столовой нас не ахти как кормят. И всегда не только обедом вкусным угостит, но и с собою сунет что-нибудь вкусненькое: то пару плюшек, то кусок пирога. Но муж избегал этих благодеяний. Разве что согласится выпить стаканчик кефира, через сифон, для утоления жажды. Но тетю Тасю уважал.

– Гордый он у тебя! – с обидой говорила она. – А я ведь от чистого сердца. Охота мне вас побаловать, знаю ведь как на стипендию-то жить. А мои не обедняют, на их век добра хватит… В последней фразе звучало точно осуждение дочери и зятя.