Читать «В стране моего детства» онлайн - страница 63

Нина Васильевна Нефедова

Наш дом хоть и был большим, но и народу в нем жило тоже порядочно, одних детей уже было шестеро. Наши комнаты располагались наверху, внизу жили старики, нянька, другая половина низа отведена была под столовую, не размещать же гостей в ней. Выход был найден. Спасло то, что приезд состоялся летом. Молодоженов решили поселить в светелке, всеми своими окнами выходившую в сад. Срочно были вынесены ящики с книгами, мешки с сахарным песком и разными крупами (отец на большую семью предпочитал покупать продукты оптом). Потолок светелки побелили, стены оклеили заново веселенькими обоями, на окна повесили легкие тюлевые шторки. И получилась куда как славненькая комнатка, которую мы с сестрой после отъезда гостей облюбовали как свою летнюю резиденцию.

Молодые приехали поздно ночью. Утром мы с нетерпением ждали их выхода к завтраку, поглядывали на дверь, завешанную плотной шторой. Мама строго настрого наказала не входить в светелку и не заглядывать в щелку, когда там будут молодые.

Стол на сей раз к завтраку был накрыт парадно. К чаю были поданы румяные булочки, яйца всмятку и топленые сливки. Отец хмурился, ему не по душе был этот «парад»:

– Подумаешь, лесопромышленник! – говорил он, пренебрежительно вздергивая плечо.

Но мама не хотела «ударить в грязь лицом». И даже поставила на стол коробку шоколадных конфет (подарок ко дню рождения), на которую мы, дети, только поглядывали с вожделением.

«Лесопромышленник» оказался молодым красивым парнем, черноволосым, с выбритыми до синевы щеками и подбородком, в белой рубахе, с закатанными до локтей рукавами. За столом они с отцом разговорились об уженье рыбы. Гость оказался страстным охотником, рыболовом, пожалуй, даже больше охотником, сказал, что у него есть собака «Нелли», которая специально «натаскана» на зайца. Отец был к охоте равнодушен, более того, неодобрительно относился к ней и даже гордился тем, что, как много лет позже сказал Есенин, «…братьев наших меньших никогда не бил по голове».

Но на рыбной ловле они сошлись, и всю неделю с удочками чуть свет выезжали на лодке на середину пруда, где и замирали неподвижно на несколько часов. Молодая тем временем отсыпалась. Была она маленькая, кругленькая, с прямым носиком и бойкими черными, как черемуха, глазами. Скорее, похожими на вишню, если бы это сравнение не было так избито.

Уловив момент, когда Валя просыпалась, мы осторожно протискивались в дверь светелки.

– Входите, сестренки! – говорила Валя, сонно потягиваясь и зевая.

Спали молодые на полу, на толстом войлоке, застланном новой простыней (еще из маминого приданного), укрывались пушистым одеялом, предназначавшимся тоже только для гостей.

Не ожидая повторного приглашения, мы мигом забирались к Вале в постель (если бы видела мама!), споря и толкаясь, чтобы быть поближе к Вале, слушали ее рассказы о том, как она жила в пансионе, как потом мать взяла ее к себе, и уже последние три года она училась в гимназии. Слово «гимназия» завораживало нас. Мы учились в обыкновенной сельской школе, о гимназии читали только в книжках детской писательницы Лидии Чарской, и гимназистки, учителя, классные дамы казались нам людьми необыкновенными. Мы тормошили Валю, требуя от нее в рассказе все новых и новых подробностей о гимназической жизни. Но Валя, похоже, не находила ничего особенного в том, что еще так недавно была гимназисткой и в том, что без разрешения классной дамы она не могла пойти к подруге на вечеринку или в кино.