Читать «Последний остров» онлайн - страница 212
Василий Петрович Тишков
Катерина вытерла слезы, сказала мужу:
– У всех проезжих, кто с войны, про отца своего выспрашивает. Не обделила война село наше горюшком. Ни одной семьи не обделила…
– А кто еще, кроме Жултайки, из нечаевских вернулся? – спросил Иван у деда Якова.
– Костюху Анисимова днями поджидаем. Остальные перед тобой в полном составе: Федя и Парфен.
– И все?
– Все, Иван Степанович… Може, кто вот так же, как ты, обманет войну, подождем. А пока… все перед тобой.
– Как же это так, мужики, а? Парфен, нас же восемьдесят пять человек ушло в сорок первом…
Тесен стал ворот гимнастерки Тунгусову, шрам на щеке задергался, но ответил он твердо, тут уж скрывать нечего:
– Все полегли, Иван. Кто под Москвой, кто на Курском направлении… А до Берлина только ты и дошел.
Стакан хрустнул в сжатом кулаке Ивана. Белое вино разлилось по скатерти, окрашиваясь красными полосками из порезанных пальцев.
– Что же это за арифметика такая получается… – глаза его остановились и стали похожими на осколки раздавленного стакана, а лицо подернула мертвенная бледность.
– Отец, ты руку поранил, – испуганно вскочил Михаил. Он подошел к отцу, сказал озабоченно: – Давай-ка перевяжем…
– Гаврилов? Ты почему ходишь по земле, раз все мы убиты и захоронены на высоте?
– Ты чего это, отец? Какой же я Гаврилов? – Михаил беспомощно оглянулся на Ермакова.
Федор поднялся и шепнул Анисье:
– Унеси ребенка. И Юльку с Аленкой уведи. Быстро у меня. А сам шагнул к Ивану и, как клещами, сдавил его руку.
– Тихо, комбат. Все в порядке. Взяли мы высоту. И батарейцы твои отдыхают…
– А …Катя? Катенька… – просветлел лицом Иван, но глядел мимо Федора помутненными глазами, вдруг торопливо заговорил: – Много у тебя работы сегодня. А высоту мы и взаправду взяли. Взяли, Катя. Но и она забрала ребят моих. Подними их, Катя. Ты можешь. Ты же и меня не раз воскрешала… Смотри, там Берлин! Он горит. Ты подними ребят и уходи. Теперь мы сами дойдем. А ты береги детей. Они нас потом заменят. Мне больно, Катя… Федя? Ты чего?
– Да стакан вот разбился. Хотел выпить с тобой, а он взял и разбился. Не железный ведь стакан-то…
– Это бывает, Федя. Хм, а я вот руку себе порезал. На-ко, сынок, перевяжи… – он опять говорил спокойно, вполголоса.
Михаил разорвал на две полосы чистую тряпицу и стал бинтовать отцу руку. А Катерина сидела по другую сторону мужа с застывшим горем-печалью на лице и не могла оторвать кончик платка от губ. Губы ее мелко дрожали.
– Господи, твоя воля, спаси нас и помилуй… – перекрестилась Сыромятиха, и незаметно толкнула локтем старика, шепнула ему: – Язык проглотил, окаянный?
Дед Яков кашлянул и строго обратился к соседке:
– Катерина, чай-то у тебя остыл, поди? Раздуй самоварчик-то. Егорка, чего бездельничаешь. Ташши лучину, подмогни хозяйке, вишь, не успевает она потчевать нас.
Катерина заставила себя подняться, заставила глаза быть сухими, вспомнила сердитый выговор старухи Сыромятихи еще в начале войны о неумении Катерины ждать. Ждать-то она научилась, да вот… дождалась.
Тунгусов скрутил цигарку, поджег ее и протянул Ивану.