Читать «Последний остров» онлайн - страница 210

Василий Петрович Тишков

Приходили, чинно здоровались и усаживались за стол гости. Первыми пожаловали, конечно, соседи. Без них никак нельзя. Яков Макарович облачился в красную рубаху, бороду расчесал на две стороны. Нарядилась в новую пестрядиновую кофту и бабка Сыромятиха.

Парфен Тунгусов, деликатно покашливая и разглаживая прокуренные усы, выставил бидончик самогонки. Это по его наказу бабка Секлетинья выгнала из прелых хлебных отходов белое вино для особых случаев: ко Дню Победы и к встрече фронтовиков.

При орденах, погонах и даже с пистолетом на скрипучей портупее явился Федор Ермаков, так как продолжал нести воинскую службу комендантом лагеря военнопленных. И не один пришел, а всем семейством.

Тут же рядом на свежей траве-конотопе Юля Сыромятина качала плетеную зыбку, в которой сладко посапывала крохотная Виктория. Так назвали свою дочку Ермаковы в честь первого мужа Анисьи Виктора Князева и в честь всеобщей победы.

– Ну вот… кажется, я и дома, – в раздумье повторил Иван, оглядев застолье, близких своих и старых дружков-приятелей.

– Что ж так долго весточку-то не подавал, Иван Степанович? – для приличия и для завязки общей беседы полюбопытствовала Сыромятиха, а сама все поглядывала на Катерину: неужто ослепла та от радости, неужто не видит ничего.

– Там, где я был… почта не всегда работала, – тихо ответил Иван.

– Аль в полон угнали?

– Побывал и в плену. Да бежал. А потом партизанил я, соседка. Ну а из Германии не успел о себе сообщить – в госпиталь попал, считай, в разобранном виде. Сама, поди, видела, не отпустили одного, сопровождающего дали…

– Теперь все образуется, – повел разговор Яков Макарович, – теперь народу облегчение выйдет. И раны он залечит, и жисть наладит. Не впервой народу русскому, оклемается. У нас-то в Сибири хоть ребятишек много бегает, и жилье не порушено. А вот был я за Волгой-рекой, так там как Мамай прошел. Все порушено, все сожжено да разграблено. Тамошним поселянам круче нашего досталось. Однако везде жисть начинает налаживаться. Тут уж такая планида у нашего народа, всегда из пепла восставать.

Тунгусов кашлянул недовольно, покосился на старика, чтобы тот не портил праздничного настроения.

– Ты, Макарыч, давай-ка того, командуй парадом.

Сыромятин понял Тунгусова: не надо людям сейчас праздника портить, но все равно он посуровел лицом, поднял стакан с белым вином и предложил самый короткий и всеобщий тост в те первые послевоенные дни:

– Ну, стало быть, с возвращением тебя, Иван Степанович. Давайте выпьем за Победу и за помин души погибших.

Мужчины выпили. Катерина только помочила губы. Сыромятиха заколебалась было, но вспомнила слова старика «за помин души» и с отчаянной решимостью пригубила из рюмки. Перекрестила тут же свой птичий нос и понюхала кусочек хлеба.