Читать «ОБРЫВ на краю ржаного поля ДЕТСТВА» онлайн - страница 107

— А вас чё — столь занимают сушёные покойники?

— Ага.

— Твой друг умеет говорить?

— Он мне не друг. Брат.

— Дык умеет говорить-то? — Я посмотрел на молчуна. — Говорить вообще-то умеешь?

— Ага, — отвечает. — Просто неохота.

Наконец, отыскав зал с засушенными трупами, входим.

— Знаешь, как египтяне хоронили покойников? — спрашиваю одного из мальчишек.

— Не-а.

— А надо бы — знать-то. Весьма любопытно. Им обёртывали лица тряпками, пропитанными таинственными веществами. Посему запросто лежат в гробницах тысячи лет, лица не гниют, и вообще. Никто кроме самих египтян не знает, как им удавалось. Даже современная наука.

Дабы попасть туда, где лежат высохшие покойники, надо пройти по очень узкому вроде как проходу, а сбоку стоят камни, взятые прям из гробницы фараона, всё такое. Вообще-то довольно страшноватенько, причём сразу видать: моим крутым спутникам не особо тут по душе. Оба адски ко мне прижались; тот, кто всё больше помалкивал, крепко схватил за рукав.

— Пом отсюда, — говорит брату. — Я на их уже зырил. Пом, слышь?

Развернувшись, рванул к выходу.

— Во бояка, н’ёсь в штаны наложил, — сказал второй. — Пока! — И тоже свалил.

В общем, я остался в гробнице один. Мне там даже вроде б нравилось. Тихо, мирно. И тут вдруг — ни в жисть не догадаетесь, чего увидел на стене. Ещё одну надпись «Ёб твою мать». Красным мелом, или чем там ещё, чуть ниже застеклённой части с каменюками.

Вот отсюда-то все несчастья. Просто нельзя найти тихое-мирное место, поскольку его нетути. Невозбраннодумать, якобы есть, но едва туда попадёшь, а сам бдительность на миг потеряешь, тут же подкрадутся и прям у тебя под носом напишут: «Ёб твою мать». Можете однажды проверить. По-моему, чуть только со временем загнусь, и меня запихнут на кладбище, сделают могильную плиту, всё такое прочее, а на ней высекут «Холден Колфилд», в каком году родился, в каком сыграл в ящик, то непосредственно под всей подобной хренотенью припишут «Ёб твою мать». Даже не сомневаюсь.

Отвалил я из покойницкой — и приспичило на толчок. Честно говоря, вроде как понос прохватил. Понос-то по фигу, но случилась ещё другая херня. Выхожу из уборной, прям уже к двери шагнул — и вдруг отрубился. Но повезло. В смысле, запросто б вусмерть башку зашиб, на пол рухнув, но упал вроде как на бок. И вот удивительно: после отключки почувствовал себя лучше. Честно. Руку, правда, ударил, зато черепок больше не кружится.

Шёл уже первый час, посему, возвратясь к главному входу, я стал ждать старушку Фиби. А сам думаю: наверно щас увижу её последний раз в жизни. В смысле, вообще изо всех родственников. Пожалуй и увижу их после, но лишь через долгое-долгое время. Приеду домой лет в тридцать пять, в случае кто-нибудь, заболев, захочет повидаться перед смертью, но ни по какой иной причине домик свой не брошу. Даже представил, как всё произойдёт, чуть только ступлю на порог. Мама, конечно, адски разволновавшись, заплачет, начнёт умолять остаться, не уезжать в хижину, но я один хрен отчалю. Нет, чёрт побери, на уговоры не поддамся. Успокоив её, отойду в другой конец комнаты, выну портсигар и закурю — хладнокровный, словно тыща чертей. Приглашу всех навестить меня как-нибудь, коль им охота, но настаивать не стану, и вообще. Единственно разрешу старушке Фиби приезжать на лето, да на зимние каникулы, да на весенние. Д.Б. тоже пусть заедет поживёт, ежели понадобится тишина-спокойствие для работы, но в домике не разрешу писать никаких сценариев — только рассказы и книги. Заведу жёсткое правило: у меня в гостях никому нельзя делать ни фига показушного. А попытается кто-нибудь гнать хоть какую-то липу — скатертью дорога!