Читать «Болезнь Л. Н. Толстого в 1901–1902 годах» онлайн - страница 6

В один из дней, когда Лев Николаевич чувствовал себя получше, он позвал приехавшего шести-семилетнего внука, который с удивлением тихо уставился на своего больного дедушку. Тогда дедушка стал выдумывать и говорить ему сказки. Но скоро устал и объявил, что продолжение будет в следующий раз. Внук очевидно слушал с напряженным вниманием, так как, придя к нам с блестевшими глазенками, передал очень подробно всю услышанную им часть сказки.

Так как положение Льва Николаевича не улучшалось, а если и были временные улучшения, то за ними следовало чрезвычайно опасное ухудшение… то все семейные и близкие… решили выписать из Москвы врача, лечившего его в предыдущую трудную болезнь в Москве в 1899 году и хорошо изучившего свойства организма больного. Приехавший врач нашел положение очень серьезным и склонен был к определению грудной жабы и к тому, что единственным лечением в данном случае было увезти больного в теплый климат за границу или в крайнем случае на южный берег Крыма. ‹…›

Все эти исследования и советы уехать лечиться были мучительны для Льва Николаевича, и я помню, как он неоднократно и мне, и другим своим близким друзьям жаловался на то, что не дадут спокойно умереть; помню, как завидовал судьбе мужика, у которого нет средств звать ни докторов, ни думать о теплых краях и только одно средство: готовиться хорошо умереть и думать об этом как об одном из самых важных дел. Смерть витала уже в Ясной Поляне, все чувствовали как-то невольно ее присутствие, всем нам жутко было и невыразимо больно, а Лев Николаевич этого не только не чувствовал, а говорил о «ней», называл уже ее и готовился к ней.

Быстрая и решительная, энергичная Софья Андреевна после одного из припадков у Льва Николаевича… решила ехать в Крым. Ехать за границу и думать было нечего: во-первых, очень долгая дорога, которую трудно… представить, чтобы больной мог перенести, а во-вторых, на заграничное путешествие труднее было склонить и Льва Николаевича.

‹…›

С этого момента стали говорить уже открыто о поездке в Крым, и так как все как будто сговорились видеть в этом спасение Льва Николаевича, то он тихо и покорно подчинился, отдался в руки своих близких и старался равнодушно относиться к тому, что хотят делать с ним. «Я так живо чувствую, – говорил он, – большое путешествие, которое совершаю и в котором проезжаю последнюю станцию, что эти изменения в способе путешествия мало занимают меня».

‹…› Болезнь Льва Николаевича, как помнят многие, стала известна всему читающему миру, скоро так же стало известно намерение перевести его на южный берег Крыма. Со всего мира сыпались запросы о ходе болезни, предложения ехать за границу и, судя по тому сердечному сочувствию, с которым иностранцами делались предложения… можно было заключить, что всякая страна гордилась бы тем, что такой больной отправится туда, и сделала бы все возможное, чтобы доставить ему всякие удобства.

Скоро получился ответ от графини Паниной, которая с величайшей радостью предоставляла свое имение в распоряжение семьи Льва Николаевича и уже сделала распоряжение о том, чтобы дом был приготовлен для поселения в нем больного. Получил и я любезное разрешение от бывшего тогда министра путей сообщения князя Хилкова взять любой удобный для перевозки больного вагон и прицепить его к любому поезду, чтобы беспересадочно доехать до Севастополя и в случае надобности отцеплять его от поезда и жить в нем в дороге. А это являлось крайне важным, так как положение Льва Николаевича было так плохо, что никто не мог с полной уверенностью сказать, что он вынесет этот длинный путь.