Читать «Болезнь Л. Н. Толстого в 1901–1902 годах» онлайн - страница 7

Павел Александрович Буланже

‹…› Припадки болезни и мучительной слабости чередовались с короткими периодами сравнительного улучшения. Все вокруг суетились и отдались планам устройства поездки, устройства на новом месте, но Лев Николаевич продолжал жить обычной напряженной духовной жизнью и в обычной своей трудовой обстановке. Если он бывал в силах, то сам писал, если же не было для этого сил, диктовал свои мысли – большею частью своим двум дочерям, Марье и Александре Львовне, – много читал и справлялся с своей обширной корреспонденцией. Как, казалось, ни было трудно последнее, так как у него никогда не было секретаря, но он бывал чрезвычайно аккуратен в ответах на письма, если видел, что искренность, сердечность корреспондентов требовали ответа. В смысле работы, общений с другими для него не существовало болезни и страданий, и думаю, что те корреспонденты, которые получали в это время письма от Льва Николаевича, не могли бы никак представить себе, что человек этот не только был нездоров, но постоянно в этом время находился на рубеже смерти.

‹…›

В одну из темных холодных ночей августа, одев Льва Николаевича в шубу, отправились в Тулу, за пятнадцать верст от Ясной Поляны. Дорога была ужасна, небольшое расстояние от усадьбы до шоссе с версту пришлось ехать, освещая дорогу факелами. Со Львом Николаевичем отправились Софья Андреевна, дочь его, Марья Львовна, со своим мужем, князем Оболенским, третья дочь, Александра Львовна, и ходившая за Львом Николаевичем во время болезни его в 1899 году художница И., близкий друг семьи.

Часов в десять вечера приехали наконец на станцию и тотчас же перевели Льва Николаевича в ожидавший его вагон. Здесь собрались проститься съехавшиеся остальные дети его. Поезд отходил часа в три ночи. Вспоминаю ясно, какая это была мучительная ночь. От дороги Льву Николаевичу стало значительно хуже, он опять стал задыхаться, снова появился жар. ‹…›

Никто почти не спал в эту трудную, памятную ночь и со страхом прислушивались к малейшему шороху в отделении, которое занимал Лев Николаевич. К утру ему стало немного лучше, а в десять вечера мы были в Курске. ‹…›

…Надеясь на все лучшее, подъехали мы к Харькову. ‹…› Стоя в отделении Льва Николаевича и глядя в окно на платформу станции… я был поражен необыкновенным скоплением народа на платформе. Что больше всего поразило меня, так это то, что даже на перекладинах навеса над платформой каким-то чудом торчали люди с напряженными, возбужденными лицами, вглядываясь в наш поезд.

Вдруг меня осенила мысль.