Скажи мне, что творится, Азазель?Как там Москва? Какие нынче нравы?Мессир, в Москве весна, звенит капель.Народ скорбит и плачет по Варавве.А что же друг мой Иудейский цзар?Я слышал, он явился наконец-то.Владыка, у царя плохой пиар.Погиб безвестно где-то под Донецком.Отрадно слышать. Что же нам тогда,Остаться здесь или явиться лично?Мой господин, какая в том нужда?Они без вас справляются отлично.И дьявол, развалясь у очага,Поправит душ горящие поленья,А над Москвой весна и облака,И еле слышный шепот искупленья.
РавноДетствие
Равноудаленность от рождения и конца,Полустанок. Вечное Бологое жизни.Хочется выйти оглядеться. Что там впереди?Но поезд уже гудит, раскрашивая тишину.Вот-вот соскользну с линии перегиба,Точно мартовский снег с крыши.Тише, тише. Слышите? Лист падает на струну.
Бульвар
У стволов непроглядная умбра теней,Синий бархат небесного фрака.И, наставив рога ятаганной луне,Лист каштана на грудь опустился ко мнеПятипалый, как след волколака.Парк так темен, так тягостно влажен и пуст,А бульвар за оградой так ярок,Видит бог, я сегодня туда проберусьМежду строк. И бульвара испробую вкусС ароматом антоновских яблок!И пускай полицейский терзает свисток,Пусть бежит расторопная стража.Нынче ночью Земля совершает виток,И осенний бульвар, точно цирк шапито,Точно сцена на эллинской чаше.Время дорого. Сладостью спелых плодовЯ скорее спешу насладиться,Ведь стеклянные пальцы ночных холодовУже делят сюжеты на «после» и «до»,Незаметно листая страницы.
Круговороты
На границе света тень ажурна,Словно берег, морем иссеченный.Листья липы сбрасывают в урну…Возле остановки «Дом учёных».В этот вечер, теплый непристойно,В этом свете персиково-нежномОт перронов всей ПервопрестольнойПоезда уходят к побережью.Памятник суровый, бородатый,Вечно остающийся на месте,Строго смотрит, как спешат куда-тоБелые курортные семейства.В суете досужего народаИстукан недвижен и священен.Он-то знает: в каждом из уходовВызревает семя возвращенья.Я в теньке сижу себе ленивоНа краю Пречистенской агоры,Вместе с влагой разливного пиваВ горло опрокидывая город.А потом вразвалочку по парку,Мимо сонной тяжести собора,И метро «Кропоткинского» арка,Словно древний змей Уороборос.Вход и выход равно совместила,Распахнув стеклянные ворота,Чтобы мы, подобные светилу,Делали свои круговороты.
Тюремщик
Зачем мне этот пламенный напор,Оправа моисеева куста.Я знаю, чем неистовей костёр,Тем гуще и чернее темнота.Страшусь его, держу его внутри,Заветных слов креплю тугую вязь,Но всякий раз шепчу ему: «Гори»,К стене темницы тихо прислонясь.А он ревёт и бьётся в тенетах,И цепи рвёт, оковами звеня,Струится в кровотоках-желобахБурлящая субстанция огня.Опять я заключу ее в фиал,Прозрачный, как полярная вода,И повлеку дорогой между скал,Который раз спускаясь в города.Потребен людям жар моей души.Он хворых от болезней исцелит,Заплоты льда на реках сокрушит,Над хлябями проводит корабли.И буду я увенчан и любим,Как бог, дарящий таинство огня,И станет праздник, и курений дым,И в храмах песнопенья в честь меня.Но, отвергая жертвенный елей,Скажу жрецам, явившимся ко мне:«Я лишь тюремщик ярости своей,Вы полюбили отблеск на стене».
